поиск по сайту

RSS-материал








Ярлыки: фотоотчеты, Франция И второй поезд - экспресс Thalys, который доезжает от Кёльна до Парижа за три с половиной часа, заезжая по пути в Брюссель. И вот из окошка поезда я фотографировал места, которые мы проезжаем. И одну из этих фотографий хочу вам показать.

ДО КОНЦА ОСТАВШИЕСЯ ВЕРНЫМИ ДОЛГУ

 

      У России есть только два союзника – это ее армия и ее флот.

    Эти слова Государя Императора Александра III и сегодня любят вспоминать демо-«патриоты», как бы пытаясь к обличию своей собственной власти притянуть за уши образ благородного Российского Воинства.

    Но, говоря об армии и флоте, как об обязательных атрибутах и опоре государства, невозможно обойти стороной вопрос – какого государства? Александр III говорил о России – Империи, управляемой монархической властью, веками создаваемой и имеющей собственную державную идеологию. Армия в Российской Империи служила не просто исполнителем политической воли власти, она служила в первую очередь самой идее Государства, воплощенной в образе Государя Императора, Православного Христолюбивого Русского Царя, Помазанника Божьего. Этой идее присягали на верность, за нее в любой момент готовы были идти на жертвы. Эта-то Императорская Армия и называлась Христолюбивым Воинством Российским!

    В феврале 1917 года самодержавие было свергнуто, краеугольный камень той самой идеи – Царь – был предан и отстранен от управления страной и Армией. Новые власти, избавившись от фундамента государства, тщетно пытались внедрить и сохранить патриотическую идею Великой России, якобы освобожденной и готовой строить новую жизнь. Но строить как-то все не получалось. Никакие «идеалы революции и свободы», даже самая распространенная, многим тогда казавшейся спасительной, надежда на созыв Учредительного собрания не могли, увы, заменить в гражданах отнятой у них веры в несокрушимость и непоколебимость Царской власти, уверенности в будущем России. Лишенное идеи, своей основы, Государство рушилось на глазах, попытки спасти его выглядели уже как конвульсии в предсмертной агонии…

    Более всего, трагичнее процесс разложения сказался на бывшей Императорской Армии, особенно на ее передовой, верной и самой боеспособной части – офицерах. В предыдущей статье  уже было сказано, что многие из офицеров стали жертвами проникшей и в военную среду всеобщей разнузданности, падения нравов, уничтожения дисциплины и, как следствие, прямой «классовой» вражды, унижений и оскорблений, кровавых расправ над командным составом.

  Но гораздо более невыносимо было им свыкаться с мыслью о расставании с дорогими каждому сердцу и укоренившимися в душах идеалами – высокого и почетного служения своему Отечеству, служения Российской Императорской Короне! Трагедия офицерского корпуса в 1917 году – одна из самых печальных и позорных страниц в российской истории. В одночасье люди, готовые отдать жизнь за Родину, объявлялись уже не спасителями и защитниками, а оплотом монархической реакции…

   Их судьба наглядно показала, что без единой политической государственной идеи – не участия в политической борьбе и интригах, -  а именно без сплачивающей весь народ идеи Армия перестает быть Армией, она становится, в лучшем случае, сообществом вооруженных людей, призванных выполнить ту или иную задачу, становится просто Вооруженными силами… И российские офицеры хорошо понимали это в 1917 году. Но остановить катящуюся в пропасть страну уже, к сожалению, не могли.

    Именно тем из них, кто до конца оставался верным своему воинскому долгу, пришлось дать первый бой захватившим власть большевикам. Особенно непримиримыми и мужественными борцами с разрушительной большевистской силой оказались только-только посвятившие себя на служение Отечеству будущие офицеры – кадеты и юнкера. Они стали первыми жертвами в борьбе против государственного советского режима. О них и о первых восстаниях против «красной чумы» наш  настоящий рассказ.

   Кем же были эти юные герои России? Что особенного было в их воспитании? Чем отличались они от миллионов своих ровесников и взрослых? Что подвигло их на яростное противодействие разрушению Державы? Вспомним о них .

    ЮНАЯ  КРАСА  И  ДОСТОИНСТВО  РОССИИ

Пусть вернёмся мы седые от кровавого труда,/ Над тобой взойдёт Россия,/ Солнце новое тогда!.. (Из боевой песни дроздовцев)

Идее святой верны мы всегда. Бог с тем, кто идёт на подвиг. И один в поле воин. Победа или смерть. (Девизы Юнкерских училищ в эмиграции)

(Из кн.: Ан.Марков "Кадеты и юнкера", Сан-Франциско, 1961г.)

В 1831г. был создан общий Устав для военных учебных заведений, в основу которого было положено указание Императора Николая I: "Воспитанник кадетского корпуса должен стать христианином, верноподданным, добрым сыном, надёжным товарищем, скромным и образованным юношей, исполнительным, терпеливым и расторопным офицером..." (Стр. 11)

Мальчики в военной форме... внешне, а еще более внутренне, так отличались от своих сверстников, учившихся в гражданских заведениях. Особняком, не сливаясь с ними, держали себя эти дети и юноши, носившие имя - "кадет", как бы сознавая себя членами особого ордена, к которому русская дореволюционная интеллигенция относилась если не враждебно, то, во всяком случае, с некоторым осуждением. Кадетские корпуса... жили совсем другими идеалами... и дышали иным воздухом. Их мировоззрение было ясным и простым, и это мировоззрение культивировалось только в старых стенах кадетских корпусов, независимо от цвета их погон... И в столице и в глухой провинции, везде кадеты были едины...

В те времена никто не внушал кадетам любви и преданности к Царю и Родине и никто не твердил им о долге, доблести и самопожертвовании. Но во всей корпусной обстановке было нечто такое, что без слов говорило им об этих высоких понятиях, говорило без слов детской душе о том, что она приобщалась к тому миру, где смерть за Отечество есть святое и само собой разумеющееся дело...
Всегда, как в стенах родного корпуса, так и потом в жизни, кадет кадету оставался друг и брат... Мы, старые кадеты, твердо верим, ...что наш голос последних носителей кадетских преданий и традиций найдет отзвук в душах всех будущих кадет, которым будет суждено создать новую и свободную Россию. (Стр. 16-20)

К 1900г. во главе военно-учебных заведений волей императора Николая II был поставлен его двоюродный дядя Великий Князь Константин Константинович, который до самой кончины был во главе военного образования, т.е. 15 лет. (Стр. 13)

Вел. Князь Константин Константинович в письме:
"Все мне говорят, что я добр и снисходителен к кадетам, и никто не знает, какое счастье доставляет мне возможность проявлять в отношении их доброту и ласку. Дело в том, что я гораздо больше получаю от них, нежели даю. Не проходит и двух дней в любом корпусе, во время моих обьездов, как мое сближение с кадетами становится настолько тесным и задушевным, что прощание с ними причиняет мне огромное огорчение. В день отъезда, с утра, я начинаю томиться предстоящей разлукой с ними и, поверишь ли, при отходе поезда почти все кадеты, даже самые большие, плачут при расстовании со мной навзрыд, и я сам не могу удержаться от слёз..." (Стр. 21)

(Журн. "Часовой" , номер 164, Париж, 1936г., стр. 23)

В белый зал Сумского кадетского корпуса входит августейший генерал-инспектор военно-учебных заведений Великий Князь Константин Константинович. 500 пар молодых глаз с восторгом и обожанием впились в высокую статную "романовскую" фигуру Великого Князя...

Спальня 4-й роты, самых маленьких кадет. Они укладываются спать, оживленно переговариваясь о впечатлениях дня - посещении корпуса Великим Князем Константином Константиновичем. И вдруг входит он сам, как всегда, без свиты. Медленно обходит он ряды кроватей и шутит с кадетами.
Вот он заметил одного малыша, который старательно стелит свою постель.
Великий Князь, взяв подушку, тихонько подкрадывается и вдруг бросает в него подушку. Раздосадованный маленький кадет, не соображая, что он делает, бросает эту подушку обратно. Великий князь ловит её на лету и бросает в другого кадета. Это было как бы сигналом к общей битве. Полетели подушки в разные стороны, а главным образом - в Великого князя.

Шутя, отбивается Великий Князь, и, наконец, схватив двух ближайших кадет, опрокидывает их на кровать, а сзади на него наваливается уже целая живая куча малышей. Прибежали испуганные ротные командиры и воспитатель, чтобы привести в порядок расшалившихся кадет, пришлось им прибегнуть к... команде: "Смирно!"

В помятом кителе, смеющийся Великий Князь поднимается с кровати и притворно грозит пальцем.

- Ваше Императорское Высочество, дайте что-нибудь на память! - кричат хором кадеты. Великий Князь вынимает платок и бросает его. Он подхватывается и разрывается на сотню кусочков, и каждый кадет спешит запрятать на всю жизнь драгоценный кусочек, как память о любимом августейшем начальнике, таком дорогом, таком близком нашей кадетской душе...

(Из кн.: Евг. Вадимов "Корнеты и звери", ("Славная школа"), Белград, 1929г.)

 

Кто решается идти в "школу", избирая своим жизненным путём путь офицера... - тот должен знать, для чего и на что он идет. Он должен молчаливо, покорно и сознательно согласиться со всем, что ждет его в грядущем в виде всевозможных моральных барьеров... Иди через все огни и стремись к одному: быть ловким, "отчетливым", "лихим", благородным, дисциплинированным и верным. Верным Богу, Царю, Отечеству, долгу, оружию, товарищам, полку, штандарту... (Стр. 10-11)

...Из газет и слухов в училище уже знали, что Царь в этом году с большим вниманием относится к посещению... военно-учебных заведений и других заведений, в которых воспитывалось молодое поколение тогдашней Империи.
- Был уже у Пажей... был в Павловском институте... был у Правоведов...
- К нам не приедет! - замечал кто-то из пессимистов. - У нас вообще Государи не бывали... Последним посетил Александр II-й... школа стоит далеко от центра, в глухом месте... не поедет к нам Царь, не ждите!.. (Стр. 49)

Прошла неделя, другая - всё было обычно, всё шло своим порядком и никто в училище не ехал. И вот ... За кучером на санях сидел офицер, одетый в обычное серое офицерское пальто.

Мы все одновременно поняли и узнали - Царь!

И кто-то восторженно крикнул "ура", которое дружно подхватили другие - и через секунду - это "ура" уже мощно гремело во всех взводах. "Приехал! Он уже внизу, у дежурной комнаты! Встречать, вниз, в прихожую! Ура!" Растерявшийся и озабоченный влетел во взвод наш сменный офицер - князь Урусов.

"Что вы делаете?! Как же можно кричать во взводах! Нужно спешить в класс и в манеж - начинаются строевые занятия! Марш на места!" У нас действительно был час разборки и сборки оружия, за которым уже шла езда. Как облитые холодной водою, помчались мы в классы, тогда как другие смены торопливо бежали на манеж.

В классе нам пришлось сидеть недолго. Где-то у соседей грянул ответ на приветствие: "Здравия желаем, Ваше Императорское Величество", - и спустя две-три минуты - стеклянные двери классной комнаты отворились, и в нее просто и свободно вошел Император Николай II-ой в сюртуке Преображенского полковника, с золотыми флигель-адьютантскими аксельбантами у плеча.

Царь среднего роста, с чистым и белым лицом, окаймленным небольшою русою бородкой, волосы причесаны "на пробор" с левой стороны... На ногах простые матовые хромовые сапоги, в левой руке обыкновенная офицерская фуражка с красным околышем. (Стр. 50-51)

Император, улыбаясь, осмотрел наши ряды, подошел к окну, прислонился к его косяку - и стал слушать ответы юнкеров по стрелковому делу и уставам. 
Кто-то, отвечая у доски - неожиданно запутался, сбился - и стал "плавать". Царь его поправил, подсказал дальнейшее и вывел "плавающего" на верную дорогу...

В эти минуты, когда говорилось о построении кавалерийского полка в резервную колонну - как бы неожиданно исчез в классе Император... у косяка окна стоял простой штаб-офицер армии, по-видимому хорошо знавший уставные построения, так как всё, что говорил Царь, оказалось вполне согласно со строевым уставом...

Когда Император, поблагодарив нас, вышел из класса и, сопровождаемый начальником училища и другими офицерами, направился в церковь, а из неё в манеж - мы уже не считались с расписаниями и правилами, и без всякого удержу бросились вслед за ним, пробираясь черными лестницами и всевозможными окольными путями. (Стр. 51)

Незаметно наполнились людьми училищные дворы, и всю часть Ново-Петергофского проспекта перед зданием школы - уже наполнила густая, пестрая и любопытная толпа петербургской окраины.
- Царь!.. Царь!.. У юнкеров... Один приехал!.. - И вдруг распахнулись большие входные двери в манеж - заклубились облака густого пара, мешавшегося с холодным внешним воздухом, и среднего роста Преображенский полковник, улыбаясь и прикладывая руку к козырьку, вышел к своему экипажу.

Загремело, полилось "ура", которому уже не было удержа... Всё смешалось вокруг того места, где находились царские сани - и офицеры, и юнкера, и "штатские из манежа", и всё разношерстное и рабочее, что выбросило из себя на дворы изобиловавшее постройками и службами училище - всё жило необычною, пламенною жизнью минуты, которую только и мог породить и вызвать царский приезд. (Стр. 53)

Царь с трудом уселся на сиденье саней.
А вокруг него - уцепившись за выступы козел кучера, за царское же сиденье, за выступы для полости, став на полозья, судорожно ухватясь за залетки - виноградными гроздьями повисли юнкера.

Но только юнкера - никто другой уже не мог и не смел допустить ничего подобного... Это была наша неотъемлемая привилегия, наше освященное обычаем право.
Спокойно, терпеливо и величественно сидел над всеми нами большой царский кучер с черною бородой, в четырехугольной голубой шапке...

- Ну, с Богом! - сказал Император. И кони тронули. Тронули шагом - но уверенно, почти без всякого усилия. А усилие требовалось большое!.. Двигались не сани с кучером и сидевшим за ним Государем, а скорее особого рода пчелиный рой, прилепившийся к одному месту.
- Интересно! - усмехнулся Император, с удивлением обнаруживший, что один из юнкеров маленького роста сидел у него в ногах, под полостью саней, согнувшись в три погибели, - сколько же всего нас едет? - Начался счет.
- Всего восемнадцать человек, Ваше Величество!
- Недурно... - еще более весело сказал Государь. - И всем удобно?
- Ещё бы, Ваше Величество! Очень!..
- Дайте что-нибудь на память, Ваше Величество! - сказал кто-то из наиболее откровенных.
- Ничего больше нет! - заявил Государь. Два носовых платка у меня взяли ещё в манеже!.. - А кони шли и шли вперёд, среди криков "ура", среди бежавшей по сторонам толпы, одетой в серые юнкерские шинели...

И вдруг резкий свист, гиканье и пронзительные крики выделились из общего гула. Вздымая снег, один за другим, лихо джигитуя неслись верхом на конях по бокам царских саней юнкера-казаки... Они поседлали своих лошадей и сопровождали Императора по-своему... Сани с Николаем II повернули из ворот школы на Ново-Петергофский, двигались к Египетскому мосту, - а юнкера - счастливцы всё продолжали следовать вместе с Царем в его санях и на их полозьях, а казаки носились вокруг, делали джигитовку, кувыркались и показывали свое природное удальство...

И только у Египетского моста Государь поднял руку и показал на путь к училищу...
- Домой, домой! Довольно господа!.. До свидания!..

Кучер задержал пару... Освобождённые от многочисленных пассажиров, сани двигались уже быстрее - въехали на Египетский, поворачивали вдоль набережной Фонтанки.
Император ещё раз обернулся, сделал приветливый знак рукой в белой перчатке... (Стр. 54-55)

Царь... Царь великой, необъятной страны, вождь неисчислимой, победоносной, славной на весь мир армии... Так думалось, так чувствовалось, так горелось тогда в сердцах...
После этого три дня было пустым наше училище. Царь приказал всех освободить в трехдневный отпуск, простить все наказания и перевести всех штрафованных в высший разряд... (Стр 55-56)

(Из кн.: Ю.Галушко, А.Колесников "Школа Российского офицерства", М., 1993г.)

Прежде всего кадетам внушалась мысль, что ложь унижает человека, в кадетских корпусах этот порок всегда считался самым тяжким. Преподавателям следовало относиться к воспитанникам как к равным, как к будущим своим коллегам-офицерам, между которыми просто не может быть обмана и лжи. И если случалось, что какой-нибудь кадет в младшем классе начинал лгать, пытаясь избежать наказания, то в таком случае воспитатель говорил ему: "Ты так боишься наказания, что хочешь вывернуться ложью. Я не буду тебя наказывать, только не унижай себя трусостью и ложью, лучше не рассказывай мне ничего".

Такое или подобное этому отношение воспитателя пробуждало в учениках чувство стыда в гораздо большей степени, чем ожидание наказания... В те времена слово офицера, данное кому-либо, ценилось очень высоко и сомнению не подвергалось. (Стр. 107)

(Из кн.: Ан.Марков "Кадеты и юнкера", изд. "Общее кадетское обьединение в Сан-Франциско", 1961г.)

В дни большевистского переворота в октябре 1917г. с оружием в руках сражались против большевиков в Петрограде почти все военные училища во главе с особенно пострадавшим в этой борьбе Николаевским инженерным. (Стр. 230)

В Белой борьбе за Россию... юнкера (вместе с офицерами и студентами - Ред.) несколько дней подряд защищали Москву от захвата её большевиками, причем третья рота Училища, даже и после поражения не пожелавшая сдать оружия, была красными уничтожена поголовно. (Стр. 228)

Кадеты... покрыли себя в эти дни безсмертной славой в борьбе с красными. Они бились в течение двух недель, доказав на деле, что значит для русского кадета и юнкера товарищеская спайка и взаимная выручка. (Стр. 236)

За спасение Родины, а не революции
Восстание юнкеров в Петрограде 29 октября 1917 г.

Дни, последовавшие вслед за большевицким переворотом, осуществившимся в ночь на 25 октября, проходили в достаточно зловещей обстановке. Город в один момент перешел под контроль боевиков, подчинявшихся приказам большевицкого Военно-Революционного комитета (ВРК), располагавшегося в Смольном, комиссары которого усиленно стремились увеличить свое влияние в частях Петроградского гарнизона. Главными союзниками ВРК в Петрограде во время переворота были матросы Гвардейского экипажа, переведенные в город экипажи некоторых кораблей Балтийского флота, а также солдаты Кексгольмского и Павловского запасных полков. Солдаты Павловского полка, практически полностью вышедшие из подчинения офицерам, уже 25 октября запятнали себя многочисленными преступлениями по отношению к сдавшимся защитникам Зимнего дворца, в особенности по отношению к обезоруженным чинам женского ударного батальона. Следует отметить, что солдаты гвардейских запасных полков в 1917 г. не имели ничего общего с настоящим кадровым составом этих полков, почти полностью выбитым на полях Великой войны за предшествующие 3 года. Не видевшие войны, не представлявшие вековых традиций тех полков, имена которых они носили, солдаты-запасники являли собой в подавляющем большинстве инертную массу, впитывавшую любую политическую пропаганду.

В городе хозяйничали группы вооруженных людей с красными повязками, хотя на первый взгляд городская инфраструктура работала в обычном ритме. Примечательно, что в N 188 газеты "Известия" от 4 октября 1917 г. приводились статистические данные, согласно которым уже в начале месяца в Петрограде было сосредоточено до 70 тыс. дезертиров и уголовного элемента. Весь этот "контингент" стал ударной силой большевиков в конце октября.

Пробольшевицкая газета "Рабочий и солдат" в своем номере от 25 октября заявляла, что ВРК будто бы контролирует через своих комиссаров 51 воинскую часть и даже несколько военных училищ, в частности Константиновское артиллерийское, Николаевское кавалерийское и Николаевское инженерное. В газете были даже опубликованы телефонные номера всех этих воинских частей, среди которых заинтересованный читатель мог встретить как телефон казарм Павловского полка, солдаты которого "штурмовали" Зимний дворец во время переворота, так и казарм Гренадерского полка, в которых позволили укрыться от расправы некоторому количеству ударниц из состава женского батальона. Большевики скорее пытались создать видимость своей силы, нежели реально обладали ею в период 25-28 октября.

Большинство полковых комитетов все еще сохраняло нейтралитет. В частности, солдаты Преображенского, Семеновского, Измайловского, Егерского, Московского, Гренадерского и Финляндского запасных полков воздержались 25 октября от открытого выступления на стороне большевиков.

Данное обстоятельство, а также слухи о том, что к Петрограду приближаются части 3-го конного корпуса под командованием генерала П.Н. Краснова, вдохнули в представителей законных властей Петрограда, первоначально совершенно растерявшихся, надежду на то, что начать сопротивление захватчикам власти вполне реально. Действовать необходимо было решительно, ибо каждый день давал большевикам, сформировавшим нелегитимную структуру под названием Совет Народных Комиссаров (СНК), новые возможности распространить свое влияние на деморализованные части гарнизона. Первым шагом к антибольшевицкому выступлению внутри Петрограда стало экстренное образование на базе штаба Петроградского военного округа и Петроградской городской Думы Всероссийского Комитета Спасения Родины и Революции (КС), во главе которого стояли сторонники партии социалистов-революционеров, в частности полковник Полковников. 27 октября появилось воззвание КС с призывом подчиняться ему как представителю законной власти, а также органам местного самоуправления – районным комитетам общественной безопасности. Через день газета "Воля народа", принадлежавшая партии социалистов-революционеров, поместила приказ министра-председателя А.Ф. Керенского войскам Петроградского гарнизона о неподчинении приказам большевицкого ВРК.

Руководившие подготовкой восстания полковник Полковников и подполковник Хартулари намеревались при помощи юнкеров Николаевского инженерного училища занять Инженерный (Михайловский) замок, телефонную станцию на Б. Морской и важнейшие объекты во 2-м городском районе (бывшие Спасская и Казанская части Петербурга), чтобы затем установить контроль над центром города и дожидаться помощи казаков Краснова. Планировалось также восстание военных училищ на Петроградской стороне.

Дальнейшие события развивались необычайно стремительно. 28 октября большевики заявили через командующего силами ВРК подполковника Муравьева, что полностью контролируют Петроград, а также издали приказ о подчинении всех частей гарнизона, в том числе и военных училищ, комиссарам ВРК: Антонову, Бойе, Дзевалтовскому и Чудновскому. Для КС настал час, когда необходимо было неожиданно ударить по большевикам, хотя план восстания был далек от совершенства. Надежда на казаков, находившихся по сведениям полковника Полковником где-то под Петроградом, притупляла реальную оценку возможностей КС, не было четкой тактической цели восстания, не были разработаны принципы взаимодействия между восстававшими частями.

Перед началом восстания от лица КС и городской Думы были срочно составлены специальные воззвания к студентам и юнкерам Петрограда и провинции, приказ войскам Петроградского гарнизона о неподчинении большевицкому ВРК, воззвание к матросам Балтийского флота, рабочим и солдатам, а также специальное постановление, содержавшее программу восстания. Публиковавшие эти документы уже во время восстания газеты, принадлежавшие исключительно эсерам, тиражировали один и тот же отчаянный призыв: "Большевики губят Россию! Все на борьбу против них! Граждане! Объединяйтесь вокруг единственного представителя революционной демократии, Комитета Спасения Родины и Революции". Этому призыву, в силу использования КС ставших уже пресловутыми революционных лозунгов, суждено будет потонуть в сознании разнузданных солдат и матросов, наводнявших Петроград. Им были гораздо ближе откровенно безнравственные и циничные призывы большевиков расправиться с буржуями. Пространное постановление КС, провозглашавшее большевицкий переворот узурпацией власти и предлагавшее политические пути его устранения, также содержало в себе значительное количество компромиссов, которые только компрометировали Комитет в глазах патриотически настроенных офицеров, и демонстрировали слабость антибольшевицких сил перед разложившимися частями.

Документ содержал следующие слова: "В целях воссоздания революционного порядка и противодействия братоубийственной гражданской войне, Всероссийский Комитет Спасения Родины и Революции постановляет:

I. Вступить в переговоры с Временным Советом Российской Республики и Центральным Комитетом социалистических партий, представленных в Комитете, об организации демократической власти, обеспечивающей:

а) быструю ликвидацию большевицкой авантюры методами, гарантирующими интересы демократии;

б) решительное подавление всех контрреволюции оных попыток и погромов;

в) принятие всех мер к тому, чтобы Учредительное Собрание было собрано в установленный срок;

г) энергичную внешнюю политику путем предложения союзникам заявить о своей готовности немедленно приступить к переговорам для достижения мира на началах, отвергающих политическое или экономическое угнетение какой-либо из воюющих стран, а также активную оборону страны до тех пор, пока ей будут угрожать внешние враги;

д) проведение закона о передаче помещичьих земель в ведение земельных комитетов.

II. Обратиться к Военно-Революционному комитету с требованием немедленно сложить оружие, отказаться от захваченной власти и призвать шедшие за ним войска к подчинению распоряжениям Комитета Спасения Родины и Революции".

Авторы постановления, пытаясь изобразить большевиков врагами революции, не желали понимать очевидную для большинства юнкеров и офицеров Петрограда истину, что большевики всего лишь доводят до логического конца революцию, начавшуюся в феврале погромами винных погребов и заканчивавшуюся в октябре крушением российской государственности. Такие пункты постановления, как возможность переговоров с Германией или решение о конфискации помещичьих земель свидетельствовали, что у КС в тех страшных условиях октября 1917 г. не оказалось никаких политических предложений, которые стали бы серьезной альтернативой "слепленным" на скорую руку большевицким декретам, губительным для России и фатальным для ее народа. Но юнкера и некоторые офицеры также осознавали, что самое страшное в условиях большевицкого переворота – бездействие, поэтому вечером 28 октября началось восстание.

В 21.25 Керенский отправил телеграмму из Гатчинского дворца: "Предлагаю никаких предложений и распоряжений, исходящих от лиц, именующих себя комиссарами или комиссарами Военно-Революционного комитета, не исполнять, ни в какие сношения не вступать и в правительственные учреждения не допускать". Эта телеграмма была воспринята как знак того, что Краснов приближается к городу. Ближе к полуночи юнкера Николаевского инженерного училища, вооружившись винтовками, выступили из Инженерного замка и неожиданно для большевицкого караула оцепили Михайловский манеж, где находился парк бронированных машин. Солдаты Кексгольмского полка, не оказавшие сопротивления, были разоружены и взяты под арест. (Впоследствии большевики на страницах "Известий" (N 212) распространяли ложь о том, что юнкера якобы перебили спящий караул, дабы дать санкцию разнузданным толпам солдат и матросов на погромы.)

Центром восстания стал Инженерный замок, куда направили один броневик. После этого уже ранним утром 29 октября отряд юнкеров Николаевского инженерного училища при поддержке броневика занял телефонную станцию на Б. Морской, также разоружив солдат Кексгольмского полка. Еще около часа ночи на станции находился комиссар ВРК Вишняк, но приблизительно в половине десятого утра управляющий станцией сообщил, что она занята войсками КС. Сразу после этого станция была атакована со стороны Б. Морской солдатами Кексгольмского полка и матросами, из-за чего гласные городской Думы Луцкий, Будеско и Ладыженский не смогли пройти на станцию для совещания с юнкерами. Завязался бой, в ходе которого попытка пробольшевицких солдат отбить станцию была отражена.

Успех восстания во многом зависел от того, сколь много юнкеров удастся вооружить и направить в центр города, дабы затем двигаться на Смольный. Однако единодушного мнения относительно перспектив восстания среди начальников военных училищ Петрограда так и не сложилось. В частности, командование Константиновского и Михайловского артиллерийских училищ, а также Николаевского кавалерийского училища решили придерживаться нейтралитета и не поддерживать с формальной точки зрения эсеровский КС, сохраняя кадры училищ для дальнейшей организованной отправки на Дон. Из-за этого не удавалось сформировать единый штаб восстания, подобный тому, который был создан в Александровском военном училище в Москве. Юнкера Павловского военного училища как самого сильного и дисциплинированного пехотного соединения, оппозиционного ВРК, были разоружены красногвардейцами сразу после переворота 25 октября. В силу данных обстоятельств КС оставалось рассчитывать кроме юнкеров Николаевского инженерного училища еще на 2 военных учебных заведения: Владимирское училище и школу прапорщиков инженерных войск. Если расположение школы прапорщиков в Литейной части делало ее уязвимой для атаки со стороны красногвардейцев, базировавшихся у Смольного и на Выборгской стороне, то Владимирское училище, находившееся на Петроградской стороне возле Павловского училища, призвано было стать центром восстания, который, однако, в действительности не представлял из себя мощной силы.

Очевидец событий так описывал начало восстания на Петроградской стороне: "Вечером, в субботу, 28 октября, во Владимирском училище на Большой Гребецкой улице было заметно необычайное оживление. Во всех окнах была масса света… Юнкера толпились в залах, совещались и делились на группы. Многие торопливо одевались и как бы украдкой, уходили из училища. До поздней ночи юнкера не спали, и когда погасло электричество, у них появлялись керосиновые лампы и свечи, тускло освещавшие возбужденные лица молодежи. В четвертом часу ночи к училищу подкатил мотор, из которого вышло несколько военных и двое штатских. Вдали, близ Малого проспекта, остановились несколько громыхавших грузовиков, переполненных вооруженными солдатами и "красногвардейцами-рабочими, и два броневика. После короткого переговора приехавшие вышли, посылая угрозы и упреки юнкерам, и направились к грузовикам. Через несколько минут раздались первые выстрелы, всполошившие мирно спавших граждан в соседних домах. Сквозь ночную мглу сверкнули ответные огоньки выстрелов из окон училища и где-то затрещал пулемет… Стрельба заметно усиливалась. Отовсюду подходили вооруженные "красногвардейцы" и подкатывали грузовики и моторы с солдатами и матросами… Грохот выстрелов, свист прямых пуль и жужжание рикошетных пуль заглушали звон разбитых стекол и брань солдат".

Подполковник Муравьев, которому формально подчинялись части, союзные ВРК, и отряды красногвардейских боевиков, узнав о восстании юнкеров в центре Петрограда и о занятии юнкерами-николаевцами телефонной станции, попытался разоружить Владимирское училище, однако юнкера ответили большевикам отказом. Кроме красногвардейцев, переброшенных с Выборгской стороны, Муравьев сосредоточил против Владимирского училища солдат Гренадерского полка, квартировавшего на Б. Вульфовой улице в восточной части Петроградской стороны. Выше уже было отмечено, что Гренадерский полк занимал позицию нейтралитета 25 октября, и даже дал убежище ударницам. Но как отмечал корреспондент газеты "Народ", утром 29 числа в полку были в приказном порядке смещены все офицеры. Командиром назначили прапорщика, а ротными – простых унтер-офицеров и солдат, уже основательно распропагандированных агитаторами ВРК. Именно солдаты Гренадерского полка при поддержке броневиков "Слава" и "Ярославль" пошли на штурм Владимирского училища в 9.30 утра 29 октября. Атака здания велась со всех сторон, с юга от Малого проспекта по Б. Гребецкой, с востока со стороны Малой Разночинной и Громова переулка, с севера со стороны Геслеровского переулка и с запада по Музыкантскому переулку и М. Гребецкой. Наступавшие стреляли из подворотен и пытались пробиться ко входу в здание, однако юнкерам удалось сдержать их натиск продольным пулеметным огнем, ибо защитники выставили как минимум два станковых пулемета в окнах первого этажа. Атака была отбита с большими потерями для наступающих. Но бой разгорался, большевики вели не очень организованный обстрел из-за отсутствия начальства: как отмечал начальник отделения милиции Петроградского района Н.В. Иванов, комиссар ВРК, руководивший штурмом, был пьян. Вероятно, из-за этого до 11.30 утра красногвардейцы предпринимали весьма лихорадочные действия, в частности попытались высылать новых парламентеров, стремились принудить юнкеров к капитуляции холостым выстрелом из подвезенного трехдюймового орудия. Блокирование Владимирского училища превосходящими силами большевиков принудило возглавлявшего оборону здания полковника Н.Н. Куропаткина просить помощи извне. В 10.55 утра он связался по телефонному аппарату с Комитетом Спасения и просил перебросить подкрепления к училищу, вероятно не зная, что занятая юнкерами телефонная станция снова атакована со всех сторон. В 11.00 Куропаткин повторил свою просьбу, сообщив, что юнкерам удалось подбить один из броневиков, прикрывавших очередную атаку солдат Гренадерского полка.

Между тем бой продолжался. Очевидец так описывал происходившее: "… при слабом свете редких газовых фонарей можно было различить двух раненых солдат, корчащихся на мостовой близ угла Громова переулка и Б. Гребецкой улицы. Кто-то из "красногвардейцев" бросился помогать раненым, но едва он вышел из-за угла и сделал несколько шагов, как пуля ударила его, и он, дико взмахнув руками, грохнулся на камни… Жители окрестных домов, проснувшись от грохота выстрелов и звона разбиваемых стекол в их квартирах, в немом ужасе забились в отдаленных от улицы комнатах… Один из броневиков, объехав по М. Разночинной улице к углу Геслеровского переулка, направил свои пулеметы на училище, в то же самое время как другой стал обстреливать училище с Б. Спасской улицы, где также были убиты пулями юнкеров несколько "красногвардейцев" и солдат. Ружейный обстрел продолжался более часа и не приводил ни к каким решительным результатам. Юнкера устроили из столов, тюфяков и сундуков хорошие защиты у окон и сквозь оставленные амбразуры успешно отстреливались от осаждающих. В нижних этажах училища все двери были забаррикадированы и у ворот стояли группы юнкеров, готовых штыками отразить вдесятеро сильнейшего противника". Увидев, что училище отчаянно сопротивляется, большевики начали около полудня обстрел здания боевыми снарядами из трехдюймового орудия, предварительно оцепив здание Павловского училища, находившееся совсем рядом с местом боя. Вначале орудие было расположено во дворе дома номер 4 по М. Разночинной за дровяными сараями. Оттуда красногвардейцы произвели выстрел в упор по центральному фасаду Владимирского училища, пробив стену на уровне 2-го этажа. Двор старого дома не был хорошим укрытием для орудийного расчета, юнкерам удалось метким огнем его уничтожить. Тогда орудие перевезли по М. Разночинной на перекресток Геслеровского и Б. Гребецкой. Там возле булочной Хлюстова орудие оказалось развернуто против бокового фасада училища; орудийные выстрелы начали раздаваться с интервалом в несколько минут. Около 11.20 полковник Куропаткин сообщал КС, что "Владимирское военное училище, оказавшее твердый отпор большевикам и отказавшееся исполнять приказы самозваных комиссаров, обстреливается со всех сторон из трехдюймовок (обстрел велся из одного орудия, которое было передислоцировано – А.М.). Обстрел ведется самым беспощадным образом; в одном месте уже пробита брешь, но пулеметы юнкеров не дают подойти никому из нападающих. Небольшой деревянный домик, стоящий рядом с Владимирским училищем, снесен снарядами почти до земли".

Бой производил самое страшное впечатление на обывателей, которые видели и слышали из своих окон (застройка Б. Гребецкой была довольно тесной), как "грянул гром пушечного выстрела. Зазвенели стекла, выбитые сотрясением воздуха… и гул раската замер в темной глубине улицы, откуда доносились стоны, ругань и проклятия… В ответ на выстрел из училища грянул ружейный залп".