
РОССИЯ: НАЧАЛО ТЕРРОРА. ЕЩЕ РАЗ О ФЕВРАЛЕ 1917 г.
После октябрьского переворота большинство граждан России не могли понять, как случилось, что власть в стране захватила немногочисленная партия большевиков? Ну, ладно, захватили Зимний, пусть даже Петроград, но как они «победоносно» подчинили себе целые области страны за такое короткое время? Как стало возможно, что, народ поверив им, пошел убивать и грабить своих же соотечественников, проводя в жизнь ленинскую политику «красного» террора, участвуя в карательных отрядах? Откуда взялись эти изуверы земли Русской?
Очевидно, что террор против собственного народа, объявленный позднее большевиками как «красный», зарождался не в октябре 1917 года. Начало жестоким расправам, беспредельной разнузданности и безответственности было положено еще в феврале. Некоторые сегодняшние демократы пытаются представить февральскую революцию прогрессивным событием, называют ее бескровной. Но это не так.
Одними из первых в воюющей стране жертвами кровавых расправ стали …военные!
Не секрет, что на стороне революционно настроенной общественности в то смутное время оказались многие офицеры и генералы Российской Армии. Вот характерная для офицерского состава позиция накануне переворота одного из них :
«…Всем, очевидно, что главная причина, почему мы не победили до сих пор, это самодержавный строй, убивающий всякую самодеятельность в стране и дающий армии так много неудовлетворительных людей среди командного состава. Все это сознают, все это говорят и... на этом все стоит. Какая глупая пора болтунов у нас, в России. Если бы словами можно было сделать счастье народа, оно давно было бы сделано. Сказано все, что только можно было сказать и ничего не сделано. Как ни плохи мы, военные, но мы свое дело делаем и кровью своей искупаем свои ошибки. Но они, люди политики, кажется, в жалкой болтовне не сдвинулись с места, а между тем ведь мы на фронте победить не можем из-за гибельного влияния тыла. Разве они не понимают, что революцию армия делать не может, иначе она разрушится как боевая сила и немцы задавят нас. Мы сами себя за волосы вытянуть не можем, нам должна помочь Россия изнутри». [1].
Автор этих дневниковых строк - подполковник А.И. Верховский, будущий военный министр в правительстве Керенского. Вскоре, он, как и многие из сочувствующих революции офицеров, поймет, к каким последствиям приведет Россию падение монархии. (Сам Верховский все-же перейдет на сторону «красных», будет одним из высших чинов в РККА, за что и получит от советского государства «заслуженную благодарность» - будучи арестованным в очередной раз, он будет расстрелян в 1938 году).
Тогда многим казалось, что свержение самодержавия, обретение гражданами новых свобод, позволит России умиротвориться внутри и сплотиться перед лицом внешнего врага – Германии и ее союзников. Именно в этом убеждали Государя его окружение и идеологи «Февраля», предлагая ему отречься от престола.
На деле все оказалось в точности наоборот. Как только взят был от среды Удерживающий, как только Государь отрекся от престола, Россия словно обезумела.
Конечно же, не все офицеры радовались революции. Немало из них видели в отречении Государя крамолу и измену, предвидели будущее смятение в народе, грядущую смуту. С каким отчаянием пишет о тех событиях Петр Николаевич Краснов:
«… Я переживал ужасную драму. Смерть казалась желанной. Ведь рухнуло все, чему молился, во что верил и что любил с самой колыбели в течение пятидесяти лет - погибла армия.
Больше всего я боялся, что казаков станут употреблять для различного усмирения неповинующихся солдат. Ничто так не портит и не развращает солдата, как война со своими, расстрелы, аресты и т.п.».
А в это время по всей стране - гуляния, шествия, митинги!... Нет больше старого закона, нет обязанностей, есть собственные желания и свобода их удовлетворять.
Трагичнее для государства и страшнее для общества сказалась эта свобода на Армии. В первую очередь на той ее части, которая находилась в тылу, а не в окопах. Солдатам запасных частей не нужна была «война до победного конца», они легко прельщались большевистскими посулами «скорого мира» и передела собственности. Заодно им представился шанс «разобраться» со своими вчерашними господами и командирами. Во многих частях начались расправы над офицерами. Теперь это можно было делать открыто, выступая от имени созданных Советов. Эти Советы издали смертоносный для Армии Приказ №1. Как потом не пытались новые руководители страны дезавуировать, ограничить его, суть его сразу же была воспринята низшими чинами, как свобода для своеволия, свобода от обязанностей.
«…Выполняя задание немецкого Генерального штаба, партия Ленина вела работу по науськиванию и подстрекательству солдат и рабочих к убийству офицеров на фронте и в тылу. "Приказ N1", неповиновение командирам, нежелание запасных частей ехать на фронт... До октябрьского переворота травля, гонение, издевательство над офицерами было везде, где появлялись агенты Ленина».[2].
Предполагали ли многие офицеры и генералы, чем обернется демократическая февральская революция, которую они так жаждали, лично для них? Для Армии? Для России? Вот, что пишет тот же Верховский уже в первые дни после переворота:
«…Сегодня слухи о перевороте распространились по городу и проникли в полки нашей дивизии. Еще никто не понимает, что произошло, а, главное, поскольку это коснется нас. В штабе дивизии разницы не вижу никакой, но в полках солдаты стали говорить с офицерами просто вызывающим тоном.
<...>
Недоверие солдатских масс к нам, офицерам, очень велико. Они видят в нас теперь своих политических врагов, от которых нужно ждать величайших опасностей для народа.
Некоторые роты отказались идти в караул и на занятия. В солдатской массе идет брожение. Бродит, кипит темная масса. Если мы, офицеры, останемся пассивными, то разрыв отношений офицера и солдата неизбежен. Они глядят на нас волками и в глазах вопрос: ну, что же вы, офицеры, с нами вы или против нас?
<...>
Сейчас это уже стало ясно: масса поняла революцию, как освобождение от труда, от исполнения долга, как немедленное прекращение войны. Отдыха, хлеба и зрелищ. Это психология разбитого народа
Между тем сила армии -- дисциплина, это труд, точное исполнение своих обязанностей, беспрекословное движение навстречу к смерти. Если позволить громко высказать такое понимание революции и найти ему идейное оправдание, то армия рассыплется сама и мы останемся беззащитными перед Германией. Между тем уже по первой вспышке видно, куда направляется главная волна революции. Освободиться от труда. Система дисциплины, дисциплинарные наказания, отдание чести, -- все это метод, чтобы приучить массу автоматически исполнять приказания. Без этого армия не существует. И вот именно сюда-то и направился удар. Все, кто были строги и требовательны, у кого служба шла отчетливо, все они -- "старый режим".
Как ясно чувствуется сейчас то, что в массах не было и нет любви к родине, нет понимания опасности, грозящей стране. Поэтому-то все требования, направленные к поддержанию силы армии, лишения, налагаемые дисциплиной, кажутся тяжелыми. Ведь только "своя ноша не тянет". Но нет горячего, больного, чувства к родине в опасности и все не клеится. У дисциплины не стало оправдания, не стало души. Темному, не любящему родину народу не видна необходимость жертвы и самоограничения и основы армии начинают колебаться». [3].
Из воспоминаний барона А.Будберга:
"; старые разумные комитеты уже развалились; и вожаками частей и комитетов сделались оратели из последних прибывших маршевых рот, отборные экземпляры шкурников, умело замазывающие разными выкриками и революционной макулатурой истинные основания своей нехитрой идеологии: во что бы то ни стало спастись от гибели и неприятностей свою шкуру и, пользуясь благоприятной обстановкой, получить максимум плюсов и минимум минусов…
Горе тому, кто покусится или даже будет только заподозрен в покушении на целость и сохранность всех животных благ, принесенных этими лозунгами и сопровождающим их общим развалом. И все эти лозунги, и патентованные непогрешимости направлены против войны, против дисциплины, против обязанностей и всякого принуждения».[4].
Из воспоминаний П.Н. Краснова:
«…Один полк был застигнут праздником святой Пасхи на походе. Солдаты потребовали, чтобы им было устроено разговление, даны яйца и куличи. Ротные и полковые комитеты бросились по деревням искать яйца и муку, но ... ничего не нашли.
Тогда солдаты постановили расстрелять командира полка за недостаточную к ним заботливость.
Он стоял на коленях, клялся и божился, что он употребил все усилия ... и ценою страшного унижения и жестоких оскорблений выторговал себе жизнь.
<...>
Комитеты стали вмешиваться в распоряжения начальников, приказы стали делиться на боевые и небоевые. Первые сначала исполнялись, вторые исполнялись по характерному, вошедшему в моду тогда выражению, "постольку-поскольку". Борзой, окончивший четырехмесячные курсы, прапорщик, или просто солдат - рассуждал, нужно или нет то или другое учение? и достаточно было, чтобы он на митинге заявил, что оно ведет к старому режиму, чтобы часть на занятия не вышла, и началось бы то, что тогда очень просто называлось эксцессами. Эксцессы были разные - от грубого ответа, до убийства начальника, и все сходило совершенно безнаказанно». [5]
«…Пьяные толпы матросов и "черни", окрыленные "свободой" (от любых моральных обязательств), без всякой причины придирались и, как правило, убивали генералов, офицеров, юнкеров и кадет. Даже если не было погон и кокарды, эта "краса революции" определяла "охфицеров" по интеллигентному лицу. Некоторые офицеры в это время специально не брились, одевали лохмотья, чтобы выглядеть похожими на "товарищей". Воспитание офицеров не позволяло смотреть безучастно, как банды этих "товарищей" грабили магазины и насиловали женщин согласно Ленинскому призыву "экспроприации экспроприаторов и социализации их женщин". Многие офицеры поплатились жизнью только за то, что осмелились заступиться за женщин перед одурманенной толпой "товарищей". [6].
«… 27 февраля с 10-ти часов вечера подстрекаемые провокаторами солдаты Кексгольмского полка начали собираться около находившегося как раз напротив их казарм дома графа Фредерикса. Престарелый (род. 1838) министр императорского Двора и уделов, ведший свой род от выходцев из Швеции, имел несчастье носить нерусскую фамилию. Нашлось немало желающих принять участие в борьбе с «германским шпионом и предателем Родины». Сначала толпа пыталась разглядеть пулемёты, якобы установленные на крыше особняка, затем начала стрелять в нижние окна. Однако ломать двери осаждающие не решились и около 2 часов ночи солдаты отправились восвояси. С утра следующего дня — 28 февраля — Конногвардейский бульвар опять оказался заполнен возбуждённой расхристанной солдатнёй и, под угрозой оружия, прислуга графского дома отворила ей двери. В особняк постепенно набилось около тысячи солдат, матросов, выпущенных из тюрем арестантов, агитаторов, случайных прохожих. Если первые группы ворвались под предлогом поиска и изъятия оружия, то присоединившиеся позднее уже совершенно не скрывали своей цели: начался грабёж. Среди агитаторов, по типу, в основном, похожих на евреев, был и известный актёр Мамонтов-Дальский, не побрезговавший присвоить пару чучел громадных сибирских медведей. В конце концов, дом был подожжён с нескольких сторон и уничтожен пожаром. Весь этот кошмар переживали находившиеся внутри дома больная старуха-супруга В.Б.Фредерикса и две его дочери. Им чудом удалось выбраться живыми из разграбленного семейного гнезда».[7].
Из воспоминаний В.Б. Станкевича:
«… 27 февраля 1917 г.
На улице меня солдаты задержали, отняли оружие. Пьяный солдат, припоминая обиды, нанесенные ему каким-то офицером, настаивал на том, чтобы меня прикончить. Но, в общем, толпа была настроена мирно. Один солдат из моего батальона заверил, что он меня знает: "это наш, хороший", и меня отпустили с миром.
<...>
И запасы противочеловеческой ненависти вдруг раскрылись и мутным потоком вылились на улицах Петрограда в формах избиения городовых, ловли подозрительных лиц, в возбужденных фигурах солдат, катающихся бешено на автомобилях.
Откуда-то взялись какие-то агитаторы из солдатской же среды и стали сеять смуту, призывая не верить офицерам.
<...>
Все это особенно резко сказывалось на положении офицерства. События, навалившиеся на него, были так резко и грубо ломающими все установленные порядки ... армии.
И дело не в приказе N1-2, не в тех или иных мерах, не в тех или других выражениях воззваний. Дело было в том, что солдаты, нарушив дисциплину и выйдя из казарм, не только без офицера, но и помимо офицеров, а во многих случаях против офицеров, даже убивая их, исполнявших свой долг, оказались ... совершающими великий подвиг освобождения.
<...>
Но армия вышла не только из рук командного состава - даже нового, даже избранного, даже признанного революцией. Она не была в руках и того среднего и руководящего общественного мнения, которое волей или неволей, санкционировало переворот, как осуществление его требований».[8].
из хроники 1917 г...
Отношение к офицерам продолжало ухудшаться, о чем свидетельствуют многочисленные факты из донесений командиров частей и соединений: "17 мая солдатами 707-го полка убит начальник 177-й пехотной дивизии генерал Я.Я.Любицкий... 18 мая с командира роты 85-го пехотного полка, прапорщика Удачина сорваны погоны, 19 мая арестованы начальник 7-й Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Богданович, командир 26-го Сибирского стрелкового полка полковник Шершнев и командир батальона этого полка... 23 мая возбужденная толпа солдат 650-го полка арестовала командира полка и 7 офицеров, сорвав с них погоны, причем штабс-капитану Мирзе были нанесены несколько ударов по лицу, а подпоручика Улитко жестоко избили и оставили на дороге лежащим без сознания... 7 июня в Уфе арестованные офицеры 103-го полка жестоко избиты и ограблены... 15 июня в Ахалцихе убит врачМолчанов, 18 июня в 671-м пехотном полку арестован подполковник Курчин, в 58-м Сибирском стрелковом полку - командир полка, 23 июня в 16-м пехотном полку - полковник Михайлов... в районе Пернова убиты командир 539-го полка полковник Остапенко, один из командиров позиционных батарей Балтийского побережья и начали срывать погоны с офицеров, в 540-м полку ранен командир полковник Селиванов... 2 июля толпа солдат учинила самосуд над поручиком 78-го Сибирского стрелкового полка Антоновым... в 673-м полку часть офицеров подверглась насилию и, опасаясь расправы, ушла в штаб дивизии, в 699-м полку офицерам заявляют в лицо, что их ожидает кровавая расправа... 12 июля убит комиссар 1-го Сибирского корпуса поручик Романенко (когда он уезжал, раздались выстрелы, он упал с лошади, разъяренная толпа набросилась и прикончила штыками, изуродовав труп), 18 июля убит прикладамиподполковник 463-го полка Фрейлих... в 56-м запасном пехотном полку убит полковник Стрижевский". 4 июля толпой солдат был убит командующий 22-м гренадерским полком подполковник Рыков, уговаривавший полк идти на позицию ...
В докладе помощника комиссара 1 гвардейского корпуса указывалось: "Положение офицеров чрезвычайно тяжелое. Офицеры подвергаются глумлению, постоянно живут под угрозой смерти. В Финляндском полку у офицеров отобраны лошади и личные вещи; за то, что офицеры высказывались за наступление, они были в течение двух дней лишены всякой пищи." В донесении командующего 12 армией подчеркивается, что " с усилением большевистской пропаганды растет злобное отношение к офицерам, в которых видят единственное сдерживающее в армии начало и поборников порядка".
Введение в начале июле смертной казни на фронте несколько отрезвило часть солдат, однако эксцессы продолжались и после этого. Один из них произошел в 299-м полку, где толпа солдат, угрожая поднять на штыки офицеров, бросилась на командира генерал-майор Пургасова и убила его, предварительно засыпав ему глаза песком. 31 июля на ст.Калинковичи солдаты насмерть забили трех офицеров, 1 августа в л.-гв.1-м стрелковом полку были убиты его командир полковник Быков и командир батальона капитан Колобов, 16 августа была брошена бомба в офицерское помещение 479 пехотного полка, в 12-м Особом полку совершено нападение на командира полковник Качанина, в Нахичевани едва не стали жертвой самосуда толпы арестованные командир Тобольской дружины подполковник Гусев, три прапорщика и врач, 27 августа избиты двое офицеров в 34-м корпусе и т.д.
"Другая картина... Я помню хорошо январь 1915 года, под Лутовиско. В жестокий мороз, по пояс в снегу, однорукий бесстрашный герой полковник Носков, рядом с моими стрелками, под жестоким огнем вел свой полк в атаку на неприступные скаты высоты 804...Тогда смерть пощадила его. И вот теперь пришли две роты, вызвали генерала Носкова, окружили его, убили и ушли"
После августа эксцессы стали практически ежедневным явлением. Сводки полны сообщениями типа: " 18 августа в Коротояке уездный начальник милиции доставлен в местный запасный полк и убит, пытавшийся удержать солдат дежурный офицер сильно избит... 8 сентября в 34-й пехотной дружине убиты поручик Смеречинский и прапорщик Вильдт... 20 сентября в Калуге толпа солдат нанесла тяжкие побои двум врачам и двум фельдшерам... 30 сентября в Эрзеруме избит войсковой старшина Кучапов... 1 октября в Тифлисе избиты помощник коменданта станции и случайный офицер, в Екатеринодаре убит казачий офицер, в 60-м Сибирском полку бомбой, брошенной в офицерское собрание, ранено 17 офицеров, в 132-м полку избит полковник Макаревич... 8 октября в 63-м Сибирском полку решено перебить всех офицеров, в 313-м полку ранен офицер, а солдаты 217-го и 218-го полков, окружив офицеров, оскорбляли их изакидали камнями... 15 октября в 25-м Туркестанском стрелковом полку избит батальонный командир поручик Андрющенко, а командир полка полковник Данишевский (лучший из командиров полков дивизии) вынужден уйти из-за угрозы расправы,...19 октября солдатами 26-го полка убит и ограблен начальник 7 стрелковой дивизии генерал Зиборов... 20 октября в Боровичах солдатами 174 пехотного полка убит его командир полковник Буланов... 21 октября во 2-й Туркестанской казачьей дивизии ранен подъесаул Агафонов ...22 октября в 31-м полку избит ротный командир поручик Чуб... 24 октября в стрелковом полку Заамурской конной дивизии избит ротмистр Головшилов, в 272-м полку - капитан Заметнов, в 3-й Заамурской пехотной дивизии убит прапорщик Сорокин...в 227-м полку на глазах командира и офицеровубит прапорщик Баранов; рядовой 43-го полка убил двумя выстрелами из винтовки подпоручика 123-го полка, при попытке арестовать его солдаты оказали сопротивление, и убийца скрылся. Во 2-й батарее 39-го корпуса в землянку командира была брошена бомба, которой контужено три офицера; в 1-й Кавказской артиллерийской бригаде выстрелом через окно ранен командир батареи", и т.д. Часто "катализатором" убийств были солдатские погромы в прифронтовых городах, с разгромом винных складов, ставшие к тому времени обычным явлением (в одном Ржеве было разграблено 20 тыс. ведер водки), после чегопьяные толпы солдат и местных преступных элементов учиняли расправы над попавшими им в руки офицерами.
..." Типичное впечатление офицера : "Невозможно описать человеческими словами, что творилось кругом в нашей 76-й пехотной дивизии, в соседней с нашей и вообще, по слухам, во всей Действующей Армии!... Еще совсем недавно Христолюбивое Воинство наше, почти одними неудержимыми атаками в штыки добывало невероятные победы над неприятелем, а теперь... разнузданные, растрепанные, вечно полупьяные, вооруженные до зубов банды, нарочно натравливаемые какими-то многочисленными "товарищами" с характерными носами на убийства всех офицеров, на насилия и расправы" [8].
И такая вакханалия происходила на территории всей России – страны, ведущей внешнюю войну! Еще одно популистское решение новых хозяев России об амнистии позволило выйти на свободу тысячам политических и уголовных преступников. И каждый из них знал свое дело, каждый из них с удовольствием взялся за это дело, одни – подстрекательством, другие – прямыми убийствами и грабежами. Нередко к ним примыкали и опьяненные вседозволенностью низшие слои общества. Сознательные же граждане, те, кто сохранил в себе хоть каплю человеческой совести, к сожалению, почти никак не могли противостоять творящемуся беспределу.
В этой связи показателен и ярко передает атмосферу того времени случай, произошедший в Твери и описанный митрополитом Вениамином (Федченковым):
«…На другой день слухи дошли и до нас: началась революция! Сразу образовался какой-то комитет общественной безопасности, преимущественно из членов кадетской партии и из земцев. Из этого комитета запомнился мне адвокат Червен-Водали и тот самый милый автор доклада о пчелах, Н.Ф.Платонов, - на его обязанность возложено было попечение о церковно-государственных делах в губернии.
Этот комитет взял власть в свои руки и предложил губернатору Н. Г. фон Бюнтингу сдать им дела, а самому куда-нибудь с семьей заблаговременно скрыться от смертной опасности. Все это потом рассказывал наш правитель дел канцелярии губернатора Казанский, бывший семинарист, на его ответственность и возлагается достоверность сообщений…
Губернатор действительно отправил своих детей и жену (урожденную баронессу Мандген, я после видел ее во Франции) куда-то за город, а сам остался, отказался признать комитет, но уж ничего не в силах был сделать против него и послал царю телеграмму: он исполнил свой долг до конца, лишь бы жила Россия и благоденствовал царь! Но эта телеграмма не дошла куда нужно, так как его самого не впустили уже в Петроград, а задержали на какой-то не известной никому псковской станции Дно… Какое странное совпадение исторических событий и имен: придумать нельзя! Всю ночь, рассказывал спокойно правитель дел, губернатор не спал, а приводил в порядок какие-то дела.
А потом, отрываясь от дел, губернатор (хотя его фамилия была явно немецкая, но он был хорошим православным) часто подходил к иконе Божией Матери, стоявшей в его кабинете, и на коленях молился. Несомненно, он ожидал смерти, готовился исполнить свой долг присяги царю до конца… Что и говорить, это достойно уважения и симпатии во все времена и при всяких образах правления!
Вице-губернатор Г. уехал заблаговременно на фронт и поступил в действующую армию.
А в эти часы вот что происходило в городе и за городом. Запасные войска, их было, как говорят, до 20 тысяч, пошли в город беспорядочной массой. К ним пристали рабочие с загородной фабрики “Морозовской мануфактуры”. И эти тысячи направились, конечно, к центру власти - губернаторскому дому. А некоторые из солдат, заночевавшие в городе, успели уже учинить убийство… Пишу по циркулировавшим тогда слухам… Один из них не отдал чести встретившемуся молодому офицеру. Тот сделал ему выговор… Этого было довольно… Офицера оскорбили как-то еще. А он тоже не сдержался, и толпа хотела учинить над ним насилие. Он побежал, толпа за ним. Он спрятался на чердаке церковного дома. Но его там нашли и выбросили через слуховое окно с третьего этажа на землю… Очень дурное предзнаменование.
А губернатору полиция по телефону сообщила обо всем. Видя неизбежный конец, он захотел тоже исповедаться перед смертью, но было уже поздно. Его личный духовник, прекрасный старец протоиерей Лесоклинский не мог быть осведомлен: времени осталось мало. Тогда губернатор звонит викарному епископу Арсению и просит его исповедать по телефону… Это был, вероятно, единственный в истории случай такой исповеди и разрешения грехов… Епархиальный архиерей Серафим был тогда в Петрограде.
В это время толпа ворвалась уже в губернаторский дворец (кажется, он был построен еще во времена Александра I для его сестры княжны, бывшей тогда замужем за губернатором). Учинила, конечно, разгром. Губернатора схватили, но не убили. По чьему-то совету, не знаю, повели его в тот самый комитет, который уговаривал его уехать из города.
Вот я, грешный, с духовником был свидетелем следующей картины.
Я ее опишу подробней, ведь гак начиналась “бескровная” революция… Сначала по улице шли мимо архиерейского дома еще редкие солдаты, рабочие и женщины. Потом толпа все сгущалась. Наконец, видим, идет губернатор в черной форменной шинели с красными отворотами и подкладкой. Высокий, плотный, прямой, уже с проседью в волосах и небольшой бороде. Впереди него было еще свободное пространство, но сзади и с боков была многотысячная сплошная масса взбунтовавшегося народа. Он шел точно жертва, не смотря ни на кого. А на него - как сейчас помню - заглядывали с боков солдаты и рабочие с недобрыми взорами. Один солдат нес в правой руке (а не на плече) винтовку и тоже враждебно смотрел на губернатора… Комитет находился в городской Думе, квартала за два-три от собора и дворца.
Я предложил духовнику подняться на второй этаж, где жила часть соборного духовенства: старый, умный, образованный кафедральный протоиерей о. Соколов и другие. Что может статься и с духовенством теперь? Лучше уж встретить смерть всем вместе… И мы были свидетелями дальнейших событий. Толпа, вероятно, требовала от комитета убийства губернатора, но он не соглашался и предложил посадить его под арест на гауптвахту. Это одноэтажное небольшое помещение было между собором и дворцом. Рядом с ней стояла традиционная часовая будка, расписанная черными полосами. Толпа повела губернатора по той же улице обратно. Но кольцо ее уже зловеще замкнулось вокруг него. Сверху мы молча смотрели на все это. Толпа повернула направо за угол реального училища к гауптвахте. Губернатор скрылся из нашего наблюдения. Рассказывали, что масса не позволяла его арестовать, а требовала убить тут же. Напрасны были уговоры. Вышел на угол - это уже в нашем поле зрения - Червен-Водали, влез на какой-то столбик и начал говорить речь, очевидно, против насилия. Но один солдат прикладом ружья разбил ему в кровь лицо, и того повели в комитет. На его место встал полковник Полковников, уже революционно избранный начальник, и тоже говорил. Но прикладом ружья и он был сбит на землю.
А мы, духовные?.. Я думал: вот теперь пойти и тоже сказать: не убивайте! Может быть, бесполезно? А может быть, и нет? Но если и мне пришлось бы получить приклад, все же я исполнил бы свой нравственный долг… Увы, ни я, ни кто другой не сделали этого… И с той поры я всегда чувствовал, что мы, духовенство, оказались не на высоте своей… Несущественно было, к какой политической группировке относился человек. Спаситель похвалил и самарянина, милосердно перевязавшего израненного разбойниками иудея, врага по вере… Думаю, в этот момент мы, представители благостного Евангелия, экзамена не выдержали, ни старый протоиерей, ни молодые монахи… И потому должны были потом отстрадывать.
Толпа требовала смерти. Губернатор, говорили, спросил:
- Я что сделал вам дурного?
- А что ты нам сделал хорошего? - передразнила его женщина.
Рассказывали еще и о некоторых жестокостях над ним, но, кажется, это неверно. И тут кто-то, будто бы желая даже прекратить эти мучения, выстрелил из револьвера губернатору в голову. Однако толпа - как всегда бывает в революции - не удовлетворилась этим. Кровь - заразная вещь. Его труп извлекли на главную улицу, к памятнику прежде убитому губернатору Слепцову. Это мы опять видели. Шинель сняли с него и бросили на круглую верхушку небольшого деревца около дороги красной подкладкой вверх. А бывшего губернатора толпа стала топтать ногами… Мы смотрели сверху и опять молчали… Наконец (это было уже, верно, к полудню или позже) все опустело. Лишь на середине улицы лежало растерзанное тело. Никто не смел подойти к нему. Оставив соборный дом, я прошел мимо него в свою семинарию, удрученный всем виденным… Не пойди я на раннюю службу и исповедь, ничего бы того не видел. В чем тут Промысл Божий?..
Темным вечером тайно прибыл викарий епископ Арсений, исповедовавший убитого утром, вместе с духовником о. Лесоклинским взяли на возок тело и где-то тайно похоронили…
Червен-Бодали после был министром при адмирале Колчаке в Сибири и был тоже убит. Полковник же Полковников был (если не ошибаюсь) потом комендантом или начальником революционного гарнизона в Петрограде. Где Платонов - не знаю. Епископ Арсений при советской власти был в Ростове-на-Дону.
Так открылся первый день революции в нашей Твери… Семинаристов мы распустили лишь за два-три дня перед этим за недостатком средств на содержание».[9].
Таково было положение в России после отречения Государя и в год прихода к власти большевистского режима. Именно на такую вот солдатскую, пролетарскую и вообще безродную чернь сделает ставку новый режим. Опираясь на их злобу и их бесчеловечность, в то же время на их неграмотность и их безумство, будет победно шествовать по стране Октябрь. И уже никакие лучшие силы общества не смогут его остановить. Большинству из них предстоит стать жертвами «красного» террора. Так погибала Россия
Замечательный русский военный историк Антон Антонович Керсновский скажет впоследствие:
"Ни к одной стране рок не был так беспощаден, как к России, -- пишет ... Черчиль. -- Ее корабль пошел ко дну, когда пристань была уже в виду. Он уже перенес бурю, когда наступило крушение. Все жертвы были уже принесены, работа была закончена. Отчаяние и измена одолели власть, когда задача была уже выполнена..."
Россия могла стать сильнейшей и славнейшей державою мира. Но этого не захотели ни русская общественность, ни русский народ. Этого не желали ни наши враги, ни наши союзники.
Можно и должно говорить о происках врагов России. Важно то, что эти происки нашли слишком благоприятную почву. Интриги были английские, золото было немецкое, еврейское ... Но ничтожества и предатели были свои, русские. Не будь их, России не страшны были бы все золото мира и все козни преисподней.
Русские люди 1917 года все виноваты в неслыханном несчастье, постигшем их Родину.
Эта вина ложится, во-первых, на Императорское Правительство, не сумевшее ни предвидеть катастрофы, ни предотвратить ее ...
Безмерна вина оппозиционной общественности, увидевшей в этом потрясении неповторимый случай придти наконец к власти, захотевшей обратить несчастье Родины в средство для достижения своих узко эгоистических целей, в средство для насыщения своего чудовищного честолюбия.
Обманутые общественностью военачальники сыграли роль позорную и жалкую. Лично для себя они, правда, никакой выгоды не искали. Ими руководило желание блага России, ложно понятого. Они полагали, что благоденствия Родины можно добиться изменою Царю ... Их непростительной ошибкою было то, что они слишком считали себя "общественными деятелями" и недостаточно помнили, что они -- прежде всего присягнувшие Царю офицеры. <...>
Эти три категории виновных ... не имеют оправдания. История вынесла им приговор, справедливый и беспощадный.
Отречение Государя Николая Александровича за себя и за сына было ошибкой. Но кто посмеет упрекнуть за нее Императора Всероссийского, к виску которого было приставлено семь генерал-адъютантских револьверов?».[10].
Источники:
-
Верховский А.И. Россия на Голгофе. -- Пг., 1918.
-
http://voenforum.ru/index.php?showtopic=855&mode=threaded
-
Верховский А.И. Россия на Голгофе. -- Пг., 1918.
-
Архив русской революции. -- Т. ХII.- Берлин, 1923.- С.200-211, 262-263.
-
Краснов П.Н. На внутреннем фронте. - Л.: Прибой, 1925.
-
http://voenforum.ru/index.php?showtopic=855&mode=threaded
-
Маркин А.С. Лейб-гвардии Кексгольмский полк в 1917-18 гг.
-
Станкевич В.Б. Воспоминания. 1914-1919 гг. - Л.: Прибой, 1926.
-
Информационный православный сайт «Православие и мир» http://www.pravmir.ru/article_2342.html
-
Керсновский А.А. История Русской Армии. Ч. I-IV. -- Белград, 1933 -- 1938.