поиск по сайту

RSS-материал







- Архивные воспоминания, документы и материалы

Архивные воспоминания, документы и материалы

(выдержки из высказываний В.П. Мелихова на форуме http://forum.elan-kazak.ru/  )

***

(...)  В настоящее время нам удается получать часть архивов РК, среди которых множество воспоминаний корпусников. Это не книги и журналы, где, в соответствии со временем выхода, проводились идеологические корректировки. Это – обычные дневниковые записи – кадет, офицеров, солдат. Вот маленький отрывок из одного из них – кадета Альбрехта В.П.

***

Р.О.К.
Перо не поспевает за мыслью: эта эпоха жизни напоминает собой мозаику, из кусков которой не так-то уж легко составить общую картину.

1941 год.


Приказ генерала Скородумова № 1 о формировании Охранного Корпуса в Сербии прозвучал как долгожданный сигнал к возобновлению белой борьбы. Коридоры и помещения Топчадерских гвардейских казарм напоминают пчелиный улей.
Объятия, крепкие рукопожатия, а то и слезы радости на глазах у добровольцев подчеркивают торжественность момента. Да как же иначе! Ведь предстоит священная борьба за поруганную матушку Россию.

Поневоле вспоминаются слова песни:
-Пусть вернемся мы седые
От кровавого труда –
- Над тобой взойдет Россия,
Солнце новое тогда!
Да, - думается, - этот момент один из тех, когда мнения большинства сходятся.

Правда, есть и такие, которые, якобы из солидарности с приютившей их страной, предпочитают спокойно отсиживаться в лагерях военнопленных. Да к тому же еще прибавляют: дескать, Германия потенциальный враг России. Будущее покажет, кто прав. В настоящий же момент у нас появилась возможность возобновить борьбу против врагов отечества. Упустить таковую мы не имеем права.
Среди поступивших в корпус есть три категории: бескомпромиссные белые борцы – участники гражданской войны; молодежь, родившаяся и выросшая заграницей, воспитанная своими родителями в сугубо национально-патриотическом духе, горящая желанием бороться против большевиков, а если нужно, то и живот свой положить за Россию, а вот, что касается третьей, благодарение Богу, наименее многочисленной категории, то она состоит из оппортунистов: дела на фронтах идут хорошо, как бы не остаться за бортом… Вот они-то действительно просчитались: если другие впоследствии, даже при поражении, видели исполнение давнейшей мечты еще раз сразиться с красными, то оппортунисты, не имея других идеалов, кроме личной выгоды, поистине попали впросак.

*

Военная подготовка проходит в какой-то лихорадочной атмосфере. У всех одно стремление: скорее, как можно скорее, в дело! Ведь для этого собрались.
Принимая во внимание, что основное ядро добровольцев составляют офицеры, обучение проходит быстро и гладко.
Молодежь присматривается к старшим, старается не отставать от ветеранов великой и гражданской войны. Я убеждаюсь все больше и больше в том, что у этих-то есть чему поучиться!
Даже до получения обмундирования части выглядели молодцевато. Ну, а уж когда была выдана форма, я почувствовал себя настоящим воином.
Наконец, занятия окончены; происходит маленькая подчистка шагистики и ружейных приемов.
-Да, парад не за горами! А там, с Божью помощью, и отправка на фронт.
Чистка оружия происходит в помещении. Сидя на своей постели, разбираю замок винтовки, а мысли забегают куда-то далеко вперед: суждено ли исполниться моей заветной мечте, попасть в Россию?
Ночью перед парадом невозможно сомкнуть глаз. Сон убегает. Как-то пройдет все завтра? Ведь парад будет принимать сам командир корпуса, генерал Штейфон!
Как бы не сбиться с ноги, и тем самым не подвести свою часть и командира…
Повернувшись на другой бок и процедив сквозь зубы: - не может быть, чтобы случилось такое – я тут же засыпаю. Подъем не представил для дежурного ни малейшего затруднения. Впечатление было такое, что все только прикидывались спящими.
Вскочив с кроватей и внимательно осмотрев друг друга, добровольцы приготовились показать товар лицом.
- В сущности, - решаю, - на парадах происходит то же, что и на строевых занятиях, только перед высшим начальством.
Так что, нашего труса праздновать!

*

Под бравурный Преображенский марш рота за ротой, батальон за батальоном перед принимающим парад генералом Штейфоном проходит славный 1-й полк.
Да, - думаю, - сегодня все в приподнятом настроении! Уже недолго осталось ждать погрузки в эшелоны.
До меня доходят всевозможные слухи, один радужнее другого. Да только может статься, что каждый говорит то, о чем мечтает: с одной стороны – немедленная отставка на восточный фронт; с другой – немцы решили всецело использовать корпус для борьбы с Титовскими бандами на Балканах.
В пользу второго слуха говорит отстранение от командования и арест генерала Скородумова, обещавшего в своем приказе повести нас в Россию.
Но, по-моему, правду надо искать где-то посередине между ультраоптимистическими и пессимистическими слухами.

- Если, - продолжаю рассуждать сам с собой, - отставить немедленную отправку на восточный фронт, а также и использование нас исключительно для борьбы с партизанами, то остается еще третья возможность, а именно – отправка в Россию после расправы с титовцами. – Следовательно, надо запастись терпением и ждать, ждать и ждать того, что должно случиться.
Парад вызвал во мне такой подъем, привел в такой экстаз, что мои чувства можно было сравнить, разве что, с чувством человека, принявшего святые Таинства.
Момент приобщения к великому делу вызвал у меня заслуженную гордость: ведь для этого я жил, мечтая внести и свою скромную лепту для освобождения России.
Борьба под белым крестом ополчения и национальным флагом связала добровольцев крепкими узами с судьбой их Отчизны.
Даже смерть, и та не в состоянии их расторгнуть, ибо воспоминание о добровольцах, бескомпромиссно вступивших в этот страшный поединок, останется навсегда в памяти грядущих поколений.


Дневник велся до 1944 года, в конце него - жуткая боль от не оправдавшихся надежд, которые многие возлагали на глупое поведение Гитлера в отношении России и русского народа.  И таких воспоминаний у нас уже сотни и ни в одном нет восторга в отношении фюрера и его политики, касающейся России. И это тоже факт.(2011 г.;  см. полностью в энциклопедии: Мемориал. Обвинения в пропаганде фашизма; см. полностью  на форуме здесь )

***

На протяжении последних 6 месяцев мы формируем архив Русского Корпуса, который в течение трех лет по крупицам собирали во всех частях света. Из множества имеющихся документов я к данной теме хотел бы привести небольшую выдержку из дела генерала М.Ф. Скородумова – основателя Русского Корпуса. Личность М.Ф. Скородумова – известна многим, поэтому повторяться о нем здесь не буду. А вот эпизод, как этот генерал повел себя, что в глазах медика он показался сумасшедшим, по причине того, что не желая возвращаться на Родину, даже хочет покончить жизнь самоубийством, говорит о том, что это была за Родина.



А вот этот документ для приверженцев видеть в национал-соц. партии Германии освободителей России. Представляю его без комментариев, т.к. по этому поводу уже много написал ранее.


 (2011 г.;  см полностью на форуме здесь )

 

***

Существует такое понятие – инерция сознания. Это тогда, когда в сознание внедряются определенные понятия, пусть и ложные, которые впоследствии не могут быть в одночасье заменены на правдивые. Сознание их просто не воспринимает физиологически – нужно время и знания, подтверждающие ложь первого и правду второго. Я испытал (думаю, что и другие также) это на себе, исходя из следующего примера. Вспомните фильмы о войне, разведчиках и партизанах времен 60-70-х годов. Смотря их, я всегда злился на то, что немцам было всегда выгодней выбивать дознания из пойманных наших разведчиков – они были не обременены моралью и всех пытали. При этом я всегда задавал себе вопрос: «а вот я бы выдержал эти пытки и смог бы сохранить военную тайну?» Советские же органы пытать не имели морального права (ведь нигде подобных издевательств, которые были на самом деле, не показывали и о них не говорили) и им сложней было без пыток, а лишь уговорами, узнать секреты немцев. И вот когда я впервые узнал о пытках, о тех зверствах, которым подвергались со стороны ЧК не немцы, а свои же сограждане, сознание протестовало принимать это, ища либо оправдания, либо, как мне тогда казалось - это ложный навет. Нужно было время и множественные факты, пока, раскрепостившись от прежних предубеждений, я, наконец , понял, что из себя представляли те, о ком я думал, как о рыцарях с горячим сердцем и холодным рассудком. Так что же многие хотят от людей, которым промывали, промывают и еще долго будут промывать мозги священным образом защитника своего Отечества и предательским образом тех, кто поднял руку против него.

И здесь очень важно, не занимаясь ни подменой, ни переводом в тему идеологического предпочтения за счет обеления одного либо очернения другого – знать факты поведения людей и их мотивации, которые их подвигли так поступать. И вот воспоминания участников этих событий – самое ценное.

Тимофей написал о том, что поведали ему – не берусь судить, насколько это верно, но ничего подобного на Дону у старых людей, переживших оккупацию, я не слышал. Мало того, они не проклинали оккупацию так, как они проклинали период коллективизации, голода и самого послевоенного времени, когда с них драли три шкуры. Безусловно, можно привести множество разных примеров, но вот на одном я бы хотел остановиться. Выкупив очередной архив, мы нашли в одном из них дневник, который вел человек, оказавшийся в оккупации. Это – три увесистых тетради, поэтому приведу маленькие выдержки, на мой взгляд, наиболее интересных мест. И чтобы не занимать много места сканами всех страниц, я размещу одну, остальные приведу в виде перепечатанного текста. Прочтите:

Это автор пишет о погребении советских солдат, умерших в лазарете в его городе. Привожу для того, чтобы потом сравнить, как хоронили немцы своих солдат:
«… Их хоронили по ночам в «дежурном гробу» - куда покойников клали либо в одних кальсонах, либо в одной рубахе.
На кладбище, за городом, была вырыта глубокая яма –канава, где покойников складывали голых штабелями, как дрова, а перед тем как класть покойника в яму, с него снимали рубаху или кальсоны, а «дежурный гроб» возвращался в госпиталь за новым покойником. Утром на рассвете покойников присыпали на пол метра землей, с тем чтобы ночью продолжать укладку дальше
".

А это он описывает, как советские органы, не заморачиваясь о последствиях подрыва, и безо всякого предупреждения населения, взрывали объекты города, хороня под их обломками своих же сограждан. Приведу только два примера, у него их – десятки:
(…)Без всякого предупреждения местного населения, по распоряжению по-видимому советских военных властей, двенадцать бычков, примерно посредине плотины было взорвано на рассвете. Огромная масса воды, сдерживаемая раньше плотиной, ринулась вниз. Масса воды высотой примерно выше пяти метров начала стремительно заливать все ниже плотины. Прежде всего вода принесла много вреда на пристани старой части города – где много продуктов и товаров поплыло и замокло. А также смыло довольно много домов с находившимися там семьями.

(…)Огромный вал воды начал молниеносно затапливать и всю территорию Днепровских плавень и там погибло много военных расположенных, как охрана по берегу Днепра. Погибло много людей, случайно находившихся тогда в плавнях. Вся территория плавень находилась в ведении «Лесничества» , которое сдавало местному населению за деньги сенокосы, сдавало рабочим и служащим земли под огороды – и там гибли люди сотнями.
(…)Погибло не мало овец которых местные колхозы тысячами выпасывали почти круглый год на плавнях.
(…)Прекратилась подача воды в обе части города и город погрузился в тьму. Все местное население осталось без воды, света и хлеба, так как и хлебозаводы закрылись.
(…)Большевики решили перед уходом взорвать и эту единственную пекарню и магазин артели инвалидов. В этом доме в первом этаже было очень много магазинов, государственных конечно, а на втором этаже разместилось музыкальное училище, которое заняло почти весь верх.
(…)Большевики с утра взорвали пекарню инвалидов, никого об этом не предупреждая – человек 30-40 покупателей в магазине-кофейне, стоявшие в очереди за булочками, были убиты на месте. Почти все здание взлетело на воздух. Бедная секретарша музыкального училища, испугавшись страшного взрыва и взлетая на воздух, со страху, потеряла сознание. Но случилось чудо… Когда она через некоторое время очнулась, она в недоумении увидела, что она лежит на грудах кирпича.
(…)19 августа 1941 года немцы подошли вплотную к правому берегу Днепра. Так как они нигде не встречали никакого сопротивления – то они сразу же перешли железно-дорожный мост через старый Днепр и заняли весь остров Хортица. Видя, что часть плотины взорвана ,и что плотина фактически приведена в негодность и не проходима – немцы и не пытались ею завладеть.
Второй железно-дорожный мост через Новый Днепр немцы тоже не пытались брать, по-видимому опасаясь и взрыва моста и предполагал что выход из моста на левый берег Днепра серьезно охраняется. Они ограничились только охраной того конца моста, который был на острове. И мост фактически оставался ничей.

Прошло время аж до 4 октября – а немцы и не пытались захватить город, хотя фактически войск в городе советских и не было. Говорили ,потому что немцы ожидали подвоза снарядов и проч.
Такая большая передышка дала возможность большевикам эвакуировать из города почти все станки и почти из всех заводов.

Немцы, заняв остров, днем купались в Днепре на пляже против старой части города и их никто не трогал и в них никто и не стрелял. Мальчишки из Вознесенки даже рискнули на лодке переехать Днепр к немцам. Те их не трогали, не обижали и наоборот даже угостили шоколадом и дали всем по маленькой плиточке.

(…)Нужно сказать правду, ни разу немцы не бросали бомб на город.


А вот один из случаев мародерства своих своими же, далее он описывает еще ряд подобных случаев, но этот мне показался четко характеризующим суть нового советского человека:

(…)Старик в это время лежал на кровати , и балка от потолка придавила ему ноги. Он кричал и звал на помощь, но никто конечно не приходил. Утром на рассвете какой-то мужчина, видя разваливающийся домик, заглянул во внутрь и начал там забирать какие-то вещи. Старик начал кричать:
«Что же ты делаешь, ведь я еще живой».
Грабитель мужчина ответил: «Ничего старик тебе уж ничего и не нужно» и забрав вещи ушел. Только днем, бедного старика с большим трудом наконец-то освободили от балки.

(…)Весь город сидел без хлеба и многие голодали. В этом время немецкое командование объявило, что оно хочет наладить выпечку хлеба и для того, чтобы знать точно количество необходимого хлеба, предложило обербюргомайстеру взять на учет все население города, а всему населению зарегистрироваться в специально устроенных пунктах по районам.

(…)Уже незадолго до прихода немцев большевики переловили часть местных немцев (кто помоложе и подвижнее – сумели понадежней скрыться). Посадили их на грузовики (точное количество их мне неизвестно) и вывезли из города. Грузовики отъехали всего на 10 километров и кто-то подал мысль зачем с ними голову морочить (а может быть был и специальный приказ) – но факт тот ,что грузовики заехали в большую балку около деревушки Подстепной и там всех перестреляли и так трупы и бросили и даже не закопали. А автомобили вернулись обратно в город.
Через день два пастухи скота колхоза увидели трупы и дали знать в город немецкой комендатуре. Оставшиеся в живых местные немцы опознали убитых и похоронили их по христианскому обряду в городе.

(…)Теперь скажу немного об открытии Церкви. Большевики еще не то в 1928, не то в 1929 году все Церкви у нас в Запорожье уничтожили. Около Южного Вокзала была небольшая каменная Церковь, построенная еще до революции железнодорожниками. Она была разобрана до основания под предлогом, что на том месте нужно сделать трамвайное кольцо.
Железнодорожники у себя на «Южном поселке» , по другую сторону железной дороги – устроили в частном доме домашнюю Церковь – но и ту большевики со временем вынудили закрыть огромными непосильными для верующих налогами на Церковь.

Затем была у нас тоже небольшая каменная Церковь на кладбище, построенная тоже задолго до революции. Так как город сильно разросся и кладбище большевики закрыли и перенесли далеко за город, а Церковь тоже разобрали, под предлогом, что кладбище закрыто и место необходимо освободить для каких-то их целей.

В центре старой части города был построен огромный каменный Собор в память избавления от нашествия Наполеона. Большевики его тоже решили закрыть и разобрать до основания. Но так как постройка была настолько крепка, что разобрать ее было невозможно, то большевики Церковь эту подорвали динамитом, а затем оставшийся мусор вывезли и устроили там сквер.

Была еще большая каменная Церковь в Вознесенке. Она стояла сбоку внизу ближе к Днепру. Большевики ее тоже закрыли и использовали помещение под склад. В настоящее время Церковь эта так и не открыта и не перечислена в «Патриарших ведомостях».

Когда пришли немцы, они начали хоронить своих убитых офицеров и солдат в скверу, на месте бывшего главного Собора, с отданием воинских почестей и даже с участием ксендзов либо пасторов.
Хоронили каждого в прекрасных гробах. На каждой могиле ставили кресты с надписями. Могилы обсаживали цветами и цветы поливали. Дорожки посыпали песком. Для ухода за могилами держался специальный штат из местного населения – главным образом женщин.

Я как-то сказал обербургомайстеру г.г. Виббе, что нехорошо сделали немцы, что в Центре города сделали кладбище, да еще и на месте уничтоженного большевиками нашего Православного Собора и т.д.
Господин Виббе заявил мне: «Не беспокойтесь это погребение временное, все покойники будут перевезены в Германию.»

Но все-таки после этого разговора немцы устроили новое кладбище на площади Тараса Шевченко –на свободном месте. Там могилы устраивали так же хорошо. А тут на месте Собора в дальнейшем очень мало хоронили и то только особо заслуженных лиц.

(…)Так вот с приходом немцев, религиозная православная часть населения старой части города обратилась к Коменданту города с просьбой разрешить устроить Церковь и указать место, где это можно сделать. Комендант очень любезно принял делегацию и предложил им самим выбрать подходящее место и здание.

Делегация просила разрешить им занять здание на Площади «Свобода», построенное еще до революции и задолго до войны 1914 года – «Народный Дом». Там большевики устроили затем Кино. Неповрежденное здание пустовало. Комендант по просьбе делегации выдал письменное разрешение занять это здание под Храм.

И совершилось настоящее Чудо. Вера всегда творит чудеса…
Оказалось что религиозное население, когда большевики уничтожали Собор, под видом использования деревянных частей – спрятало у себя, в надежных местах большую часть икон, иконостаса, Царских Врат и т.д. и т.д. Все это было извлечено и принесено в «Народный Дом» и быстро, как в сказке, была устроена Православная Церковь… появились Священники с крестами, камилавками, рясами и облачением…. Появились даже хоругви… Сразу же организовался из любителей хор и появился очень хороший регент.

Пока устраивалась Церковь в главном большом зале, временно в фойе была устроена временная Церковь. И на третий день там начались богослужения… Народ от радости плакал… Начали крестить детей.
Беспрерывно служились панихиды о погибших и замученных большевиками. Это все были сторонники патриарха Тихона…

Через две-три недели открылся Храм и в большом зале – где работали все. Работали бесплатно. Работали специалисты плотники, столяра, маляры, штукатуры, художники и проч. и проч…

(…)Вскорости после прихода немецких войск в Запорожье, один молодой человек, на территории Южного поселка что-то из продуктов украл у какой-то местной женщины. Женщина пошла с жалобой и заявила об этом Немецкому военному коменданту.

Тот вызвал молодого человека, отчитал его хорошенько и сказал, что это последнее дело – воровать ,и так как молодой человек обещал больше не красть, Комендант отпустил его, но предупредил, что если он попадется опять, то пусть уж тогда не гневается – ибо его сильно накажут.

Не прошло и несколько дней, как молодой человек опять был уличен в краже продуктов у другой женщины, там же на Южном поселке. Потерпевшая тоже пошла с жалобой к Немецкому Коменданту. Комендант опять вызвал молодого человека и спросил, как же так, ведь он обещал исправиться и больше не красть?

Тот молчал. Тогда Комендант приказал его хорошенько выпороть и предупредил , что если он попадется опять, то он его прикажет повесить. Обозленный молодой человек, который несколько дней после порки не мог садиться, решил отомстить немцам…

Вскорости какой-то немецкий отряд приехал на Южный поселок на автомашинах. Они доверчиво оставили автомашину на улице, а сами пошли подыскивать себе помещения для ночлега и т.д. Наказанный молодой человек подошел к какой-то автомашине – захватил несколько одеял и скрылся, в свой двор. Какая-то женщина все это видела из окна своего дома напротив. Когда немцы вышли к машине и обнаружили кражу пачки одеял, они начали расспрашивать жителей. Женщина ,видевшая из окна кражу, указала дом , куда молодой человек скрылся с одеялами. Одновременно она сказала, что он был уже два раза изобличен в краже и даже был наказан немецким Комендантом.

Немцы пошли, нашли молодого человека и, забрав похищенные одеяла, повели его к Коменданту. Тот очень рассердился и приказал его повесить в городе на главном базаре.

Его повесили на столбе с электропроводкой и повесили ему на груди записку на картонке, где было напечатано большими буквами на русском и немецком языках: «Я ВОР».

Он провисел там два дня. Затем немцы приказали труп снять со столба и закопать его. После этого больше никаких краж в Запорожье не было…

(…) Попутно с этим вспоминаю, как в 1905 году в городе Харькове с населением тогда больше трехсот тысяч – началась всеобщая забастовка и как прибывшие триста донских казаков – прекратили забастовку.
Всеобщая забастовка это ужасная вещь. Представьте себе, что жизнь вдруг стала. Прекратилась подача воды, прекратилась подача электроэнергии. Прекратилась выпечка и продажа хлеба. Прекратилась торговля и все магазины закрылись. Только на второстепенных улицах мелкие лавчонки евреев торговали и быстро ликвидировали все свои залежавшие товары и продукты.

Закрылись газеты. Закрылась почта и телеграф. Прекратилось движение конки и трамвая. Остановилось движение поездов. Исчезли извозчики. Город погрузился в тьму. Началось недоедание…
Больницы взвыли и требовали подачи воды и света, ибо в срочных случаях операций и прочих несчастных случаев народ начал умирать…
Забастовочный Комитет сделал первую уступку и разрешил подачу воды и света всем больницам – попутно кое-кому попадали и вода и свет. Начались грабежи и демонстрации и слева и справа и бои между ними на улицах города.

Когда прибыли казаки, старший офицер приказал казакам согнать всех железнодорожников с «Лысой» и «Холодной» горы – где они жили в собственных домах. Было согнано около 500 человек. Казачий офицер приказал всем им выстроиться в два ряда. Затем он отсчитал каждую десятую пару и приказал им выходить и отдельно построиться. Таким образом он набрал 50 железнодорожников разных рангов и профессий. Там были и инженеры, и начальники, и помощники станций, кондуктора, проводники, машинисты и проч.

Старший офицер объявил всем железнодорожникам, что к 12 часам ночи поезда должны пойти. Если уж поезда не пойдут, он прикажет этих отобранных расстрелять и что он опять прикажет согнать всех железнодорожников и отделить уже каждую пятую пару, т.е. заберет уже 100 железнодорожников… Отобранных 50 ж.д., он объявил арестованными и приказал их отвести в тюрьму.
В одиннадцать часов ночи первый пассажирский поезд отошел из Харькова на Юг – и затем открылось движение всех поездов по расписанию. Арестованные были освобождены утром.
Затем начали работать почта и телеграф. Рабочие потребовали, чтобы пущены вода и электросвет. Начался выпуск газет. Открылись магазины, и понемногу жизнь вошла в нормальную колею. Начали работу и заводы.

Выездные сессии Немецкого Суда, размещенного в городе Днепропетровске, месте пребывания Губернского Комиссара, бывали в городе Запорожье, за все время пребывания у нас немцев, раза четыре.
Начну с описания Суда над нашим военнопленным согласившимся работать у немцев. Он попал на работу санитаром в одном большом немецком госпитале в старой части города Запорожье.
Госпиталь бы размещен в трех этажном здании с большими бетонными подвалами бывшего Государственного Советского банка на «Площади Свобода».
После голодовки в лагере для военнопленных «санитар» никак не мог насытиться. Он припрятывал себе хлеб и сало и ел по ночам. Немцы на эти мелкие кражи продуктов смотрели сквозь пальцы, полагая, что он быстро оправится и войдет в норму.

Главная его работа состояла в том, что он помогал немецким сестрам милосердия переносить раненных при поступлении в госпиталь, при переноске их на операции и на перевязке. Многие тяжело раненные поступали часто в бессознательном состоянии. Больные и раненные ,в большинстве случаев, поступали вместе со своими вещами.
В советских условиях жизни часы были роскошью, доступной только привилегированным. Там рабочий класс и колхозники обходились в большинстве случаев «ходиками». Это примитивные и простые стенные часы «с гирькой». А уж часы ручные были совсем редкостью.

И вот наш бедный горе «санитар» соблазнился видом многих часов у немецких раненных и больных солдат и он однажды украл ручные часы у раненного солдата , бывшего в бессознательном состоянии. Сестра Милосердия заметила это и начала за ним наблюдать.

Нашему злополучному санитару захотелось украсть еще одни часы, по-видимому , не то для своей жены или кому другому – близкому родственнику. Сестра заметила и эту кражу. Может быть , была еще кража часов, которую сестра и не заметила, но во всяком случае после второй кражи сестра сообщила об этом по начальству.
Злополучного санитара арестовали, сделали у него обыск при аресте, и нашли у него трое часов.

Раненный, у которого он украл первые часы –начал поправляться и когда ему предъявили по указанию Сестры Милосердия – часы, он их опознал, признал за свои и часы ему возвратили.
Видя такое дело наш санитар сознался в краже у него часов , и заявил, что остальные двое он купил у больных немецких солдат. Ввиду его сознания, дознание о краже направили в немецкий Суд.
Когда Выездная Сессия Немецкого Суда прибыла в город Запорожье, Председателем Суда, ввиду сознания обвиняемого, распорядился на Суд вызвать и привести только одного обвиняемого ,дабы не отрывать от работы других свидетелей.

Каково же было недоумение Председателя Суда, когда во время заседания Суда, при его вопросе к обвиняемому: «Признаете ли Вы себя виновным?» злополучный санитар, видя, что никого нет и рассчитывая ввести Суд в заблуждение, заявил, что он себя виновным не признает, и объяснил, что он часы у солдат покупал, а его, дескать, вынудили принять вину на себя.
Председатель Суда распорядился отложить дело на два дня и вызвать всех свидетелей и потерпевшего.

Через два дня нашего санитара опять привели на Суд.
Когда он на Суде увидел всех свидетелей и потерпевшего, он решил что деваться некуда и заявил Председателю, что он признает себя виновным и просил о снисхождении.
На Суде со стороны обвиняемого никаких адвокатов или защитников не было, ни в первый раз, ни во второй раз. Суд постановил, ввиду сознания обвиняемого, допроса свидетелей не производить и отпустил всех на работу.

После короткого судоговорения было предоставлено слово Прокурору, который произнес обвинительную речь и требовал осуждения обвиняемого и назначить ему наказание в виде пяти лет Каторжной тюрьмы. Суд не согласился с мнением Прокурора и после короткого совещания, вынес Приговор с осуждением обвиняемого на восемь лет Каторжной тюрьмы.

У немцев было правило, что после объявления приговора, Председатель Суда произносит агитационную речь с разъяснением, почему Суд вынес такой приговор. Говорил он о том, что немецкие солдаты в войне против коммунистов отдают свои жизни за свою Родину. Грабить таких героев в то время, когда они после тяжелых ранений находятся без сознания – величайшее преступление.

Суд не мог согласиться с предложением Прокурора осудить обвиняемого на пять лет тюрьмы, ибо обвиняемый, кроме того, пытался ввести Суд в заблуждение. Суд считает, что такое злостное преступление должно быть более сурово наказано, дабы показать другим и т.д., и поэтому Суд решил увеличить наказание до восьми лет Каторжной тюрьмы в Германии.
Злополучного санитара отправили обратно в тюрьму , и когда срок на обжалование приговора истек – отправили его в Германию для отбытия наказания… с принудительными работами.

(…) Из местных немцев был назначен председатель колхоза и его помощник. Изголодавшиеся и превратившиеся при советской власти в нищих и духом и телом – эти немцы решили воспользоваться случаем и поправить свои личные дела. Они начали красть и грабить все что могли и где могли. Они присваивали лично себе не только коров колхоза, но и лошадей, свиней, птицу и проч. Часто просто отбирали много имущества и у местных жителей немцев и русских, пользуясь покровительством немецких властей. Они варили себе самогон и сильно пьянствовали, а пьяному и море по колено.

В конце концов, у местных жителей лопнуло терпение и они начали подавать Губернскому Немецкому Комиссару многочисленные жалобы, и так как среди этих жалоб были и жалобы рядовых колхозников из местных немцев, то Губернский комиссар распорядился расследовать дело, а затем передать его в Немецкий Суд. Дело это и разбиралось Выездной Сессией немецкого Суда в городе Запорожье.
Так как Председатель Колхоза и его помощник после производства дознания не были арестованы, а были оставлены на свободе, до Суда, то они чувствовали себя в безопасности и считали, что свой Немецкий Суд отнесется к ним снисходительно и не будет защищать интересы местного населения. На Суде они держали себя уверенно и, умея говорить по-немецки, объяснялись с Судом сами и часто совершенно неосновательно и нахально отрицали большинство , явно доказанных, их преступлений.

Когда Немецкий Суд опросил очень много свидетелей и потерпевших , и хорошо рассмотрев опись имущества обвиняемых, сделанную органами дознания при расследовании дела , и убедившись в правильности и основательности жалоб и обвинений, Суд пошел на совещание.

После длительного совещания Суд вынес такой приговор. Председателя Колхоза расстрелять, а его Помощника - к 10 годам каторжной тюрьмы в Германии с конфискацией имущества, а краденное и награбленное в колхозе вернуть ему и потерпевшим.

Осужденный Председатель колхоза, никак не ожидавший такого сурового приговора, после его объявления там же на Суде упал в обморок. Его помощник стоял бледный как смерть и плакал…
Чем кончилось дело дальше, я не знаю. Оба они исчезли из местного горизонта навсегда…

Во всяком случае, этот приговор заставил задуматься многих местных немцев, ибо в большинстве случае они считали, что с приходом немцев теперь настало их время и им де, как немцам, все можно и , дескать, управы на них не будет.

Приговором местное население осталось очень довольно… В руководители колхоза «Хортица» были назначены новые люди, тоже из местных немцев – но они уж вели себя с большой опаской".


А вот теперь обратите внимание : первый восторг от прихода немцев сменился разочарованием. И только благодаря политической составляющей национал-социализма:

(…)Когда немцы продвинулись далеко от Запорожья и штабы войск – продвинулись вперед тоже, Гитлер, по-видимому, решил, что дальше церемонится с населением нечего , и перевел Запорожье на гражданское (партийное) руководство.

(…)Таким образом «Местное самоуправление» фактически закончилось.

(…)В первое время по прибытии немецкой армии, местное население уверялось , что Немцы имеют задание только уничтожить коммунизм.
Что немцы особое внимание оказывают пострадавшим от коммунистов,
Что всем репрессированным возвращается их имущество,
Что репрессированные в первую очередь обеспечиваются работой и т.д. и т.д.

Но когда водворилось управление городского Комиссара – все сразу почувствовали, что это все далеко не так.

(…)Когда открылось Управление Городского Комиссара – первое что было сделано – это то, что была отдана Маслобойка – представителю какой-то организации в Германии. Это, прежде всего, лишило местное население получения пайка постного масла и очень болезненно отразилось на городской столовой. Потом появился какой-то представитель из Германии – которому был передан и кожевенный завод…
Затем открылся немецкий магазин – где, правда, много товаров и не было – но вход населению туда был закрыт. В магазине могли покупать только военные немцы и наши местные немцы. Ни служащие, ни рабочие городской управы и даже работающие русские у немцев - не имели права в этом магазине покупать что бы то ни было. Вот тут уж мы и почувствовали разницу во всем. В любом учреждении чувствовалось, что мы люди 2го сорта.

(…)О том , как обращались немцы с пленными, как они уничтожали их тысячами, писалось еще больше. Но все-таки и мне хочется кое о чем упомянуть из запорожской действительности , о чем еще не писалось…

Как я уже упоминал, Немецкое военное командование объявило, что украинцев, пленных из мест занятых немецкими войсками, оно будет распускать по домам немедленно.

Когда у нас проводили тысячами пленных голодных, худых, грязных и похожих на тени людей – местные представители сельсоветов приезжали со списками своих односельчан призванных в советскую армию и по их предположениям попавших в плен, и просили немцев разрешить прочитать эти списки и забрать имеющихся там своих односельчан. Немецкое Командование согласилось на это.

Представители больших сел приезжали со списками в несколько сот человек. Когда вызывали… сначала несколько секунд было томительного молчания – ожидания – а затем раздавался крик:- «есть» -
Выходил незнакомый представителю молодой человек (кацап) и у сельского представителя не хватало духа сказать, что это не он… Немцы кричали, чтобы нашедшийся отходил в сторону…

А затем представитель села забирал их с собой, считая , что на следующих вызовах он будет вызывать своих вторично, а пока, дескать, надо людей спасать.
Таким образом у нас спаслось несколько тысяч человек…

Потом либо немцам кто-то донес, либо они сами раскумекали – но вскорости эти вызовы прекратились. А кроме того пленные приходили уже взятые за пределами «У.С.С.Р» и немцы считали, что там уже, дескать , украинцев нет…

Были такие , душу раздирающие, картинки. Какая-то женщина с ребенком на руках вынесла несколько картофелин и хотела отдать их пленным. Озверевший часовой немец выстрелил в женщину, ибо она не понимала того, что он кричал… Женщину часовой убил, а ребенка подхватили местные жители… и унесли…

(…)Нам сначала объясняли, что в такую разруху военного времени – кормить такую массу военнопленных не представлялось возможным, но потом мы все поняли, что это было умышленное уничтожение нацистами РУССКИХ ЛЮДЕЙ , ведь кормить пленных могло и местное население
( помните, я писал то же самое – Мелихов).

(…)Уже с 1942 года немцы начали отправлять на работу в Германию девочек и мальчиков примерно с пятнадцати лет и старше. Сначала местное население отнеслось к этим отправкам благожелательно. Многие сами рвались поехать и посмотреть свет, научится там работать, приобрести новую квалификацию, ознакомиться с западной культурной жизнью и т.д. и т.д… Но через несколько месяцев от поехавших стали поступать странные письма, как из Германии, так и из других стран Западной Европы – захваченных Гитлером.

Дети просили о присылке сала, лука, чеснока и проч. Начали проскакивать некоторые письма с намеками на жалобы, на неудовольствие и т.д. Население начало понимать , что нужно , во что бы то ни стало, избавиться от отправок на работы в Германию. Многие осторожные родители сразу же, как бы предчувствуя беду, старались всеми силами и способами отделаться от отправки их детей на работы.

(…)Но большинство ехало и там страдало. Во-первых ,они все обращались в «Ostarbeiten», а раз была «позорная нашивка «O.S.T» - их, скажем ,даже не пускали в Кино. У многих «бауэров» они спали со скотиной. Кормили их везде, в большинстве случаев, очень плохо. Многие страдали и погибали от бомбежек, многие попадали в немилость у «гестапо» и гибли в их концлагерях и т.д. и т.д. …

А в заключение ,когда они, с приходом советских войск с радостью бросились к своим, в надежде поскорее попасть на Родину и к родителям – то встречали со стороны Н.К. В.Д. враждебное отношение к себе, как якобы к пособникам Гитлеру и попадали даже в разряд «ВРАГОВ НАРОДА» и вместо Родины попадали в советские концлагеря… (…)


Какие выводы можно сделать из прочитанного? – оккупационный режим не был хуже советской действительности. Помимо этого открылись Храмы, чувствовалось налаживание жизни. Военные чины относились к мирному населению с пониманием.

Но на смену военной оккупации приходит партийная, национал-социалистическая идеология, которая уже меняет отношение оккупационной администрации к населению, вводя понятия людей 2-го сорта – и это – главная проблема идеологии, которую так бескомпромиссно защищает «Иван Васильевич», Крестоносец88» и теперь уже «Мальчиш».

Но главный вывод в другом – даже осознавая, что он (написавший дневник) для немцев является человеком 2-го сорта, и что жизнь в Германии для него сахаром не будет, он все равно покидает свой город и уходит с отступающими германским частями – почему? Да потому, что для советской власти он вообще человеком, никакого сорта, не является. Он прекрасно понимает, что в сов. строе он – не человек, он – инструмент, орудие, с которым хозяин может поступать так, как посчитает рациональным для себя. Захочет выбросить – выбросит, захочет уничтожить – уничтожит. Он ничто – он хуже вещи. И он уходит с теми, кто его считает человеком, хоть и 2-го сорта.

А вот в другом архиве, среди множества дневников и воспоминаний, мы натолкнулись на действительно уникальный дневник – я даже не поверил своим глазам, перепроверяя, а не ошибся ли я. Все проверив и поняв, что ошибки нет – радости не было предела. Это был дневник того самого –Н. Зуева, о котором я с год назад писал на форуме. Это мальчик, который в русско-японскую войну, находясь в Русской Императорской Армии, был разведчиком и был награжден Георгиевским крестом.

 

Человек-легенда, который впоследствии был участником Первой мировой, а затем и гражданской войны, участвовал во Второй мировой и где, помимо своих воспоминаний записывал воспоминания людей, с которыми его столкнула жизнь. Вот скан одной из страниц этой тетради и ниже - сами воспоминания :
 


 
одна из страниц записей воспоминаний
 

В Балаклавском лазарете для пострадавшего населения Севастополя, перед койкой, на которой лежит размешавшаяся от жары и лихорадки девочка, сидит обыкновенная русская женщина 35-37 лет.
Они– убийцы – говорит она, шепотом, отдельными словами, как бы что-то припоминая, как бы боясь громким говором вызвать вновь видения пережитого….
Вот как это случилось.

Советское командование переселяется из города на Херсонесский полуостров. Все, кто был в той или иной мере причастен к армии, должны были, под страхом расстрела, уходить туда вместе с войском. Боязнь разглашения военных секретов надвигающемуся врагу, обрекла на страдания и смерть несколько тысяч гражданского населения города.
Эта женщина служила кельнершей в офицерской столовой и могла что-нибудь слышать от бывающих там офицеров. Не желая расставаться с дочерью, она берет ребенка с собою.

Уведенных из города лиц поселяют в тоннеле 35-й береговой батареи на Херсонесском полуострове. Тоннель просторный, но слабо освещен. Один его конец замаскировано выходит к берегу моря, другой, под бронебашней центрального наблюдательного пункта батареи подходит к разветвлению целой системы тоннелей различного назначения. За два дня до сдачи крупная бомба с немецкого самолета разрывается в одном из многочисленных подземных складов батареи. Начался пожар. Освещение погасло. Едкий, удушливый дым наполняет все подземные помещения. Дышать можно только лежа на мокром полу. Выдача продовольствия прекратилась – отрезана дорога к складу. Естественные потребности оправляются на месте. Наружу, даже ночью, никого не выпускают. Мучит жажда – утолить ее можно облизывая стенки тоннеля.

Девочка разболелась. Мать пробирается с больным ребенком на руках ближе к выходу тоннеля в сторону моря. Путешествие по живым телам, распластанным на полу. Людей к самому выходу не пускают.

Вносятся какие-то ящики и расставляются вдоль стенок прохода. Много начальства. Какой-то сердобольный офицер, узнав ее, сует галеты и оставляет ей свою фляжку с водой. Утешает: - скоро все кончится. От слабости дремлется. Очупалась от голосов за ящиками. Странная акустика, созданная в начале тоннеля, позволили ей ясно слышать разговор двух офицеров охраны.

Утром армия сдается. Часовые при выходе ничего не подозревают. Им, офицерам, разрешено покинуть тоннель за полчаса до взрыва. Начальство пошло пробиваться в горы. Выход тоннеля будет взорван в 12 часов ночи.
На смертный пост часового у ящиков решено поставить какого-то азербайджанца – не войдет в контакт с обреченными и не свой – не жалко.

Что пережила несчастная мать за эти минуты? Цепенение длилось недолго. Разбудил его новый голос; совсем рядом с нею давалась инструкция часовому стрелять в каждого, кто будет пытаться подойти к нему из тоннеля. Наставление повторилось несколько раз – это и был солдат, которого «не жалко». Очевидно, подходил срок очередного жертвоприношения. Нужно было спасать дочь. О себе она ни разу не подумала.

Чтобы привлечь внимание часового, начинает громко будить девочку. Уловка удается. С карманным фонарем в руках солдат подходит к ним и ломаным языком приказывает отойти от ящиков в глубину прохода. Указывая на больную дочь, она пытается уговорить часового пустить ее с больной хоть на минуту на чистый воздух. Уговоры не действуют. Она предлагает самое себя, говорит часовому о предстоящем взрыве, целует его ноги – ничего не помогает. И вот, обессиленная, измученная женщина, сама не понимая, как это случилось, пантерой бросается на вооруженного мужчину, сбивает его с ног и старается руками схватить за горло. Но тот не сопротивляется, не двигается.

Выхватив у него из руки фонарь, она светит ему в лицо и видит, как под затылком лежащего на остром камне, растекается темное пятно. Столбняк длится недолго: крикнув в глубину тоннеля, чтобы все убегали, схватив на руки дочь, бросается к выходу. С разбега попадает в воду. Точно припомнить, что происходило дальше, она не может. Единственная мысль, которая ею руководила – уйти как можно скорее и дальше от выхода тоннеля.

Несколько раз она срывалась вместе со своею ношею в воду, теряла ее там, находила снова, взбиралась на камни и снова падала.
Взрыв она не слышала, но страшная волна воздуха особенно далеко выбросила ее в море. Не умея плавать, с ношею на руках, полузахлебнувшись от многократных погружений в воду, она все же добирается до берега, валится на камни, отдыхает, как ей казалось, одну минуту, а затем, почувствовав холод и боясь простудить дочурку, начинает карабкаться вверх на плато.

Не заметила, что уже рассвело. Немцы на гребне обрыва не удивили ее. Кто-то из них заставил выпить из походной фляги несколько глотков алкоголя, ожививших и вернувших ее к действительности. Знаком руки показали ей на Балаклаву. Из тоннеля 35-й береговой батареи кроме нее не спасся никто. Также как десятком дней раньше из Ипкерманских пещер, служившими убежищами для городского населения и целого лазарета раненых солдат взорванных большевиками без предупреждения.

Что можно сказать о советском режиме и о том, какой для этой матери лучший:
оккупационный, когда немецкий солдат дал свою флягу изможденной женщине, или советский, приговоривший ее с ребенком и тысячи таких же, как она, к уничтожению?
Какой вывод мы можем сделать из этого воспоминания, если даже не рассматривать, кто лучше, а кто –хуже?

А тот вывод, что мы, - сегодня говорящие и рассуждающие о поступках людей, сделавших шаг и вставших в ряды частей Вермахта, сражавшихся против Красной армии, - не имеем права говорить, что это было их ошибкой. Мы не теряли отцов в расстрельных ямах при расказачивании, мы не смотрели на распухших от голода детей, когда у тебя отбирали последнее зерно, мы не попадали в тот тоннель, который должны были взорвать. Мы живем тогда, когда этих зверств физического уничтожения уже нет и понять те чувства, которые испытывали люди в довоенные и военные годы, мы физически не можем. Мы можем только рассуждать, рационально раскладывая по полкам сознания то, что видится по истечении времени, при этом, не испытав лично ни той трагедии и боли, ни того ужаса, что испытали они.  (2011 г.;  см. полностью в энциклопедии здесь: Национал-социализм. Германия;  см. полностью на форуме  здесь  )

 

***

(…)После изучения многочисленных воспоминаний непосредственных участников событий гибели Чернецова и мемуарных записок тех , кто эти записи делали по воспоминаниям очевидцев, а также расшифрованных аудиовоспоминаний, можно привести следующую трагическую картину гибели прославленного казачьего полковника Василия Михайловича Чернецова.

Последнюю точку в данном представлении событий гибели Чернецова В.М.поставили изложенные в аудиозаписи воспоминания участника чернецовского отряда Гемпеля Леонида Николаевича, который находился после пленения рядом с Чернецовым и Подтелковым, шедшими вместе с другими к станции Глубокой. Эта аудиозапись была сделана на слете Витязей во Франции в 60-х годах, куда был приглашен Леонид Николаевич, и которому при встрече был задан вопрос о том, каковы были обстоятельства гибели Чернецова. Среди прочего Леонид Николаевич сказал следующее:


 
«Когда нас всех разоружили, красные обступили пленных и стали издевательски ругаться на нас. Подошел Подтелков, который скомандовал всем пленным двигаться к ст. Глубокой. На всем пути, который прошли пленные, Подтелков и Чернецов разговаривали между собой. Причем, Подтелков не орал и не издевался над Чернецовым – наоборот, говорил с явным уважением, не перебивая его, когда тот обращался к нему и только возражал, но спокойно и без истерик. Чернецов ему говорил: «что – ты же казак и большевики тебя все равно убьют, когда ты будешь не нужен. И убьют не из-за того, что ты будешь с ними спорить или с чем-то будешь с ними не согласен; убьют только из-за одного – из-за того, что ты – казак.

Подтелков ему возражал, что скоро все казаки будут поддерживать его (Подтелкова) и что Чернецову тоже нужно подумать, за кого сражаться – за трудовое казачество или за генералов, которые казаков всегда посылали на бойню. Казаки хотят мира и спокойствия, справедливости и мирного труда. Генералы им этого не позволят, а советская власть уже прекратила войну и всех распустила по домам заниматься мирным трудом.

Чернецов же ему вновь повторял, что как только коммунисты захватят Дон, то всех казаков уничтожат, потому что у них нет ни совести, ни чести. Они безбожники и сделают все, как сделал Иуда.
Вот так, «мирно» споря меж собой, дошли до станции. Леонид Николаевич Гемпель шел в шаге от них и слышал их разговор. Он был в полной уверенности, что ничего серьезного не последует – слишком задушевный был разговор, на его взгляд.

Подходя к ж/д разъезду, из-за его поворота показался бронепоезд, который на тихом ходу шел навстречу пленным. Все посмотрели на него, и вдруг он дал длинные гудки и выпустил огромные клубы пара. Чернецов крикнул «Наши идут!» Все всполошились – пленные ринулись к поезду, а конвоиры стали по ним стрелять.

Я (Гемпепль Л.Н.) кинулся на подножку остановившегося вагона и боковым зрением увидел растерянного Подтелкова, который кружась на месте, стрелял по сторонам, а рядом с ним падающего Чернецова, которого он застрелил в грудь за секунду до того, как я открыл дверь вагона.

Смотря на то, как оседает наш командир, я онемел и не заметил, как из тамбура выскочил красноармеец и прикладом винтовки с силой ударил мне в голову. Я упал. Не знаю, как я оказался под вагоном, но придя в сознание, я находился именно под ним, между рельсами. В.М. Чернецов лежал практически напротив меня мертвый, державшись руками за грудь.

Везде слышались выстрелы – это убивали или добивали разбежавшихся пленных. Я пролежал там до глубокой ночи, и потом весь окровавленный, с разбитой головой, сбежал.
»

Это – воспоминания участника чернецовского отряда, действительно, имевшего травму головы от удара прикладом, о которой в эмиграции многие знали.

Краткая справка:

ГЕМПЕЛЬ Леонид Николаевич.
Суворовский кадетский корпус. Юнкер Константиновского артиллерийского училища. В Добровольческой армии и ВСЮР; нояб. 1917 в Юнкерской батарее. Участник чернецовского рейда. С 12 февр. 1918 прапорщик. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: фев-мар. 1918 в 4-й батарее, затем в 1-й батарее, 3 апр.-7 мая 1918 в 1-м Офицерском полку, затем в Марковской артиллерийской бригаде (сен. 1920 поручик 4-й батареи); в Русской Армии до эвакуации из Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 в составе Марковского ар
тдивизиона во Франции. Умер 21 сент. 1984 в Париже

(2012 г.;  см. полностью в энциклопедии : Чернецов В.М.;  см. полностью на форуме здесь )

 

***

(…) сейчас мы заканчиваем оцифровку первой партии (...) магнитофонных пленок, они находятся в крайне неудовлетворительном состоянии, частью осыпаются, частью рвутся, но кое-что удалось "собрать" в целое, и завтра-послезавтра мы начнем выкладывать это на форуме. Это - живой голос казаков, которые участвовали в Гражданской войне, записанный в 50-60-е годы.

Что касается аудиозаписи Гемпеля Л.Н., то - с одной стороны - нам повезло, что к аудиозаписи прилагалась печатная (машинописная) копия его воспоминаний, а с другой же стороны - беда, сама пленка с записью в очень плохом состоянии и при прослушивании, если нет текста расшифровки перед глазами, почти ничего не понять - отдельные слова, шум и треск
.  (2012 г.; см. полностью на форуме здесь )

 

***

Сотрудники нашего архива приступили к оцифровке магнитофонных лент с воспоминаниями казаков-участников Гражданской войны, по окончании её оказавшиеся в эмиграции. Эти записи делались в разное время в 60-70-е годы, юным Семёном Донсковым , сегодня ставшим Епископом Женевским и Западноевропейским Владыкой Михаилом.
К сожалению, многие плёнки уже не воспроизводятся или воспроизводятся, но отдельными кусками, вплоть до отдельных слов. Именно из этих воспоминаний мы подготовили сообщение о последних часах жизни полковника Чернецова В.М.  


В этой же – новой – теме мы размещаем живой голос аудиовоспоминаний казака 14 каз. полка Дмитрия Григорьевича Гришина.

Эта запись уникальна тем, что старый казак рассказывает не только о своей судьбе, но и о традициях, жизни и быте казаков до революции и в эмиграции.
В эмиграции Дмитрий Григорьевич являлся членом НТС, который в числе немногих своих соратников, после оккупации части территории СССР войсками Вермахта, прибыл на них с целью создания «третьей силы».
Как я уже писал выше, данные записи делались в разное время, поэтому имеются некоторые повторы в воспоминаниях тех или иных эпизодов, о которых говорит Дмитрий Григорьевич, при этом дополняя их тем, что он вспомнил дополнительно. Поэтому, несмотря на повтор пересказа того или иного момента, стоит его все равно прослушать, так как он имеет существенные добавления. Какие-то эпизоды на плёнке утрачены.

Но и то, что нам удалось восстановить, на наш взгляд, -ценнейший материал для ныне живущего поколения. Приятного и полезного Вам прослушивания (11 файлов длительностью по 5 минут).
  (2012 г.; см. и слушать аудиозаписи  полностью на форуме здесь )

 

 

УПОМИНАНИЯ:

  • (…)воспоминания участника Войскового Круга казака Павлова А.П.  Прочитайте и запомните. Запомните каждую строчку. Так уничтожилось то, что казакам давало возможность столетиями быть самостоятельным народом, сохраняя свою независимость, честь и достоинство. Не уничтожайте эту основу окончательно и уже безвозвратно. (…)(2012 г.;  см. полностью здесь: Выборы. Аналитика;  см. полностью на форуме здесь )